- Это ее память.
- Ну, знаете! Если у вашей машины память имеет такой вид...
- О памяти судят не по ее виду, - возразил я.
- А мне все равно. Я люблю все красивое. Вы можете мне помочь?
Ольга работала в Институте биометрии. Это и привело ее ко мне.
- С такой памятью, наверное, на вычисления понадобятся десять лет, ворчала она, пока я на клавиатуре набирал программу ее задачки. - А профессор Павлов требует ответ послезавтра.
- Вот ответ, - сказал я, подавая ей табличку с цифрами.
Ольга подозрительно посмотрела на меня, потом расхохоталась.
- Вы шутите!
- Нисколько. Проверьте сами. Кстати, а вот и график. На нем вся экология вашего царства водорослей, как на ладони. Точку равновесия "Людвиг" подчеркнул красными чернилами. Он очень вежливый, наш "Людвиг", даже тогда, когда о нем отзываются непочтительно.
Ольга немного смутилась и виновато посмотрела на ящик с памятью.
- Разрешите, я приду вечером и смахну с машины пыль, - сказала она.
С того вечера мы стали с ней встречаться. Она была воплощением самой жизни, так прекрасна она была.
- Владо, мне надоело идти, - обычно говорила она во время прогулки. Давай побежим.
И мы бежали вдоль асфальтовой дороги к космодрому наперегонки, пока наконец кто-нибудь из нас не отставал, чаще всего я.
- Ну, что выдохся, а! - дразнила она меня. - Владо, а правда, что при помощи машины можно узнать, что делается в душе человека?
- А для чего это нужно, узнавать, что делается в душе человека?
- Ну, так, ради интереса.
- Наверное, можно. Только не нужно.
Она взяла меня за руку и проговорила:
- А мне очень хотелось бы узнать, что делается в твоей душе.
Я очень смутился.
- Впрочем, я и без машины догадываюсь, что с тобой!
- Если догадываешься, то лучше не говори.
Как-то Ольга не приходила несколько дней, а когда пришла, то была печальна и задумчива.
- Что с тобой, Оля? - спросил я.
- Спроси "Людвига". Он ведь у тебя все знает.
Она невесело усмехнулась. Мы взялись за руки и прошлись до космодрома и обратно.
- Сколько времени летит ракета до Луны, - спросила она.
- В зависимости от трассы. Часов двадцать пять - тридцать.
- Как долго.
На следующий день она пришла веселой и радостной.
- Владо, идем танцевать! Я хочу сегодня танцевать. Целую ночь! До самого утра!
Но мы не танцевали до самого утра. Зал молодежного кафе только начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку и закричала.
- Посмотри в окно! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу любимую дорогу.
Действительно было чудо. Вечная тишина опустилась на зеленые холмы. Воздух был напоен запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.
- Пошли в поле, - прошептала она.
Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно диким, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто-то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом мы оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.
- Смотри, Владо, вон она! - крикнула Ольга, показав на отражение Луны в слегка волнующейся воде, - как я хочу туда!..
- Я хочу тебе сказать, Оля...
- Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю одного человека. Его зовут Георгий... Ты ведь его знаешь. И он там, - она показала на Луну.
Обратно мы шли молча и мне страшно было взглянуть ей в глаза. Я хотел, чтобы облака заволокли Луну. Когда на мгновенье это происходило, я облегченно вздыхал.
Прощаясь, Ольга задержала мою руку в своей.
- Прости меня, Владо. Я должна была бы об этом сказать тебе раньше. Прости меня. Ты такой хороший, верный друг, а я такая глупая...
...Я никому не говорил об этом ни слова. Только тебе, Людвиг, и то только потому, что скоро тебя не будет...
III
Через неделю после отлета Ольги ко мне в лабораторию прибежал запыхавшийся Сережка.
- Владо, готовь стихи!
- Какие, кому?
- Самые наилучшие, человеку, находящемуся в небе.
- Ничего не понимаю.
- Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля - Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.
Я вздрогнул.
- Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?
Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.
- Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.
Несколько минут я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?
- Что мне делать, Людвиг? - спросил я старую машину. Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?
- Я люблю Ольгу, Людвиг! Как мне сказать ей об этом?..
...Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. "Людвиг" загудел, как бы сообщая мне, что он готов выполнить любое задание.
Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями: "Диф. уравнен." "Интегр." "Эконом. задачи", "Промышл.". Я нашел слово наименее истертое временем и нажал на клавишу...
"Старик работает медленно, очень медленно", - подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец, он завертелся
IV
Когда на следующий день я передал небольшой моточек провода девушке-оператору, она удивилась.
- А говорить вы не будете?
-Нет.
- Кому передать?
- Ольге Алехиной, биофизическая база.
Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.
- Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.
Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:
- Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?
Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:
- Ведено проиграть для нее запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло...
- Да, я слушаю!
И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия была предельно ясной, искренней, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая и грустная пьеса, почти человеческая песня без слов. Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка... Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.
