От нее пахло чем-то звериным, едким. Казалось, ее тело плавится, растекаясь на жестких белых простынях. Наконец он резко вырвался из сумятицы ее густых спутанных волос и скрученных простыней и вскочил, хватая ртом воздух и думая о Дженни.
Рут лежала на постели (можно ли представить ее где-нибудь еще?), вперив в него неподвижный взгляд, как будто пытаясь прочесть его мысли.
На рассвете он ушел, а Рут осталась лежать в постели. Она не спала, но и сказать, что она в ясном сознании, было нельзя. Как всегда. Он подумал, что компаньонки Рут в комнатах наверху, должно быть, лежат точно так же, когда уходят их любовники.
В коридоре метнулась чья-то тень. Он увидел белое мужское лицо с темными, воспаленными от усталости глазами. Мужчина отвернулся, как будто смутившись, и быстро сбежал вниз по ступеням.
Когда Джин вышел на улицу, ему показалось, что дома по соседству за это время изменились, как будто заново родились. Он обернулся и посмотрел на дом, из которого вышел. Окна по-прежнему оставались в тени, и даже солнечные лучи не могли оживить эту мрачную картину.
Когда он вернулся домой, Дженни еще лежала в постели. Из-под одеяла была видна только ее голова. Лицо исхудало так сильно, что казалось вырезанным из дерева. Шторы в спальне были задернуты, чтобы не пропустить солнечные лучи.
- Дженни... - прошептал он, но ответом ему было молчание.
В квартире царил беспорядок. На полу перед телевизором он увидел сооружение в форме буквы "U" из твердых диванных подушек, к которым так удобно прислониться, - уютное гнездышко, заполненное внутри одеялами и подушками, которое она, должно быть, устроила вчера вечером. Очень похоже на дома-крепости, которые он, бывало, сооружал в детстве. Замок окружала батарея из переполненных пепельниц и подносов с едой, однако к еде она почти не притронулась. Дженни снедал этот странный голод, который не могла утолить никакая пища. Временами она едва могла заставить себя съесть хоть что-нибудь. При этом голод по-прежнему терзал ее, и она продолжала хватать все подряд, пытаясь найти хоть что-то, что показалось бы ей съедобным.
Джин ясно представил себе, как она сидела здесь, завернувшись в свои одеяла, личико обращено к экрану телевизора, нервные руки хватают то сигарету, то кусок еды, который она не может съесть. Ему казалось, что она с каждым днем становится все меньше, все уязвимее, словно постепенно превращается в ребенка. Она все меньше напоминала женщину. Он чувствовал неловкость, когда думал об этом. Как будто Рут походила на женщину больше.
Дженни не тот человек, который стал бы сидеть сложа руки и ждать, точнее, раньше она не была такой. Они никогда не давали клятв принадлежать только друг другу; их не связывали никакие обязательства. Тем не менее он был уверен, что она просидела вот так всю ночь и, может быть - хотя это только предположение, - даже ждала его. Он снова почувствовал неловкость.
Ему вдруг захотелось есть. Он открыл холодильник; бутылки и банки мелодично зазвенели. Он потянулся за литровой бутылкой апельсинового сока.
Открывая бутылку, он заметил, что крышка завинчена неплотно. Он поднял бутылку, разглядывая ее на свет. Отпечаток губы на горлышке. Нет, она совсем как дитя. Это уже ни на что не похоже. В приливе раздражения он вылил сок в раковину, а бутылку швырнул в мусорное ведро. А ведь когда-то она была такой аккуратисткой, чуть ли не стерилизовала свои вилки-ложки, чашки и тарелки, чтобы ему, не дай Бог, не досталось что-нибудь, что побывало у нее во рту. Как будто она была заразна.
С какого-то момента они перестали заниматься любовью. Он не мог даже припомнить, когда они последний раз целовались.
Он посмотрел на выброшенную бутылку из-под сока и устыдился своей вспышки. Этим ничего не изменишь. Он уже тысячу раз рассказывал об этом и друзьям, и родным, и все в один голос говорили ему, что тут уж ничего не поделаешь. И все-таки иногда Дженни его пугала. Он знал ее лучше, чем кого бы то ни было, и все-таки она его пугала.
Если бы только можно было любовью, поцелуями, прикосновениями уничтожить, стереть ее болезнь, он бы сделал это.
- Я услышала шум. - Голос звучал так слабо, что он едва узнал его. - Я не знала, что ты дома.
Он обернулся. Она стояла, плотно завернувшись в одеяло. На щеках и шее подрагивали жилки. Он попытался улыбнуться ей, но губы не повиновались.
- Тебе лучше лечь, - сказал он. - Ты замерзнешь.
- Я всегда мерзну, - огрызнулась она.
- Я знаю, Дженни. - Он подошел ближе и обнял ее. - Я знаю, - повторил он и прижался к ней чуть теснее. После минутного колебания она тоже придвинулась к нему - по крайней мере ему так показалось.
- А ты будешь со мной? - шепнула она.
- Конечно, побуду, - сказал он ласково, ведя ее в комнату. - Я останусь с тобой столько, сколько захочешь. Хоть навсегда.
Через час или около того она снова уснула. Джин лежал рядом с ней, с нежностью водя рукой по ее спине, чувствуя каждую жилку, каждую косточку. И тут зазвонил телефон.
- Ты придешь? - В трубке был голос Рут и шум ветра.
- Я только что от тебя, - тихо сказал он, не сводя глаз с Дженни, которая шевельнулась во сне.
- Я спрашиваю, ты придешь? Я хочу, чтобы ты пришел. - Голос Рут был твердый и монотонный, как у маньяка.
- Рут..
- Ты мне нужен.
***
Все время, пока он учился в колледже, он преследовал Рут. Каждый раз, когда ему удавалось остановиться, он понимал, что он смешон, что он дурак, но эти короткие промежутки отрезвления бывали все реже и все короче. У нее был такой голос, какой бывает только в мечтах, ее жесты он видел во сне, ее кожа отзывалась на каждое прикосновение. Он не хотел разбираться в том, что с ним происходило, и никогда не думал, каковы его настоящие чувства к Рут и можно ли считать их отношения здоровыми и уравновешенными. Такие вопросы просто не возникали. Рядом с Рут нельзя было думать о реальном. И плевать на равновесие - рядом с ней он все свое равновесие терял и превращался в сумасшедшего. Он просто хотел обладать ею.
Он встретил ее в первый же день учебы. Подруга друга его друга, хотя уже очень скоро он не мог вспомнить, какого именно. Он был представлен как "чудотворец в математике".
- Значит, тебе придется взять надо мной шефство, - сказала она, улыбаясь своей удивительной улыбкой. И он взял. Стоило ей попросить, и он делал за нее все работы. Никогда раньше он не считал это чудом; но теперь, раз его назвали чудотворцем, он не мог этим не воспользоваться.
- Ты мне нужен, - сказала она однажды, но теперь это означало нечто другое. Сначала ей нужна была его помощь в учебе, потом она хотела слышать от него, как она красива, - чтобы убедиться, что еще один парень попал под ее чары. И любовницей его она стала лишь чтобы убедиться, что желанна еще для одного мужчины.
