Лодки, к сожалению, стали добычей ни то бараханских пиратов, ни то гигантских спрутов, так что мечта черного короля осталась неосуществленной, а Шейх Чилли отправился в Замору, чтобы поселиться в славном Шадизаре, обрести покой и завершить наконец начатый некогда старым пандидом тяжкий труд: "Книгу тысячи песчинок", как он ее называл.
По дороге в страну воров любимец Бела заночевал в одном из блистательных гаремов Иранистана. Без ведома хозяина, конечно, исключительно в силу своей неподражаемой способности находить общий язык со всеми, включая сторожей и даже некоторых евнухов. Выведав у сладострастных одалисок всю подноготную страдающего ожирением и хронической изжогой повелителя, Чилли явился пред его очи и столь успешно погадал изумленному вельможе на своем магическом плате, что получил в подарок дюжину красивейших ковров, дву
верблюдов, звание чашнигара и самую толстую наложницу. От двух последних даров он вежливо отказался: звание чашнигара предполагало опробование яств на предмет отсутствия ядов, а женщина была слишком глупой и ленивой, чтобы использовать ее по хозяйству.
Ковры же пришлись кстати: получив от шадизарского наместника за немалую плату вид на жительство, Чилли купил по случаю дом возле Большого Канала и открыл при нем торговлю тканными изделиями.
Распоряжался в лавке хромой и жуликоватый Ахбес, почитавший своего хозяина лучшим и достойнейшим из людей: Шейх Чилли ничего не понимал в коврах и никогда не заглядывал в счета и расписки покупателей. Ахбес полагал, что только так и подобает вести себя человеку просвещенному и богатому - жалование пусть и вовсе не платит, только бы навар каждый день не пересчитывал!
Впрочем, хромоногий приказчик подозревал, что торговля коврами отнюдь не является для его господина основным занятием. Ахбес давно заприметил, что многие посетители не долго задерживаются в лавке: помяв для приличия ткань и похвалив узоры, они отправлялись наверх, где угощались айраном, солеными фисташками, фундуком и миндалем, о чем-то подолгу беседуя с достопочтенным Чилли. И если поначалу тень заботы лежала на их лицах, то спустя день-другой, когда гости появлялись вновь, прикрывая полами халатов оттопыренные пояса, на губах их играли довольные улыбки, исчезавшие лишь ненадолго, когда посетители принимались что-то подсчитывать, беззвучно шевеля губами.
Ахбеса снедало любопытство. Вчера, когда пришла женщина в коричневой накидке, он не удержался, пробрался наверх и принялся подслушивать возле неплотно прикрытых дверей.
У женщины стряслась беда: умер муж. Однако беда заключалась не в том, что сей мелкий торговец отправился в Нижний Мир (был он стар и весьма докучлив), а в его завещании. Скрепленное печатью городского нотариуса, завещание предписывало вдове продать единственного верблюда, а вырученные деньги пожертвовать на алтарь Митры. Очевидно, торговец никак не желал вечно скитаться по Серым Равнинам и надеялся откупиться. Вдова была в смятении: палевый красавец с томными глазами честно кормил семью, и вот тепер
между его горбов будет ездить кто-то другой! И мало того, вся выручка достанется жрецам. О том, чтобы нарушить волю умершего, не было и речи: женщина опасалась гнева Митры и городских властей.
Ахбес затаив дыхание ждал, что ответит Чилли. Но вместо этого услышал свое имя, произнесенное негромким, вкрадчивым голосом хозяина. Обливаясь потом и зыркая по сторонам глазками, приказчик вошел и склонился в низком поклоне.
- Ай-яй-яй, - донеслось до него, словно сквозь вату, - да у тебя, друг мой, ослиные уши!
Ахбес что-то забормотал в свое оправдание, но Чилли нетерпеливо махнул рукой и приказал ему сесть.
- Я не хочу, чтобы в городе ползали сплетни, будто я занимаюсь здесь чем-то незаконным, - сказал он, - а лучший способ развеять слухи - рассказать все слуге. Слушай, прохвост, и не говори потом, что твой господин что-то скрывает.
И Ахбес услышал удивительный совет, который его господин дал той женщине.
- Исполни завещание покойного, - сказал Шейх Чилли, - продай верблюда и отдай деньги жрецам.
Посетительница всхлипнула и принялась кусать пальцы.
- Но, - добавил хозяин, улыбаясь, - продай его вместе с кошкой.
- С кошкой?! - воскликнула вдова так испуганно, словно Чилли предложил ей проглотить раскаленный уголь.
- Думаю, у тебя найдется в доме кошка, - продолжал советчик как ни в чем не бывало, - ты отнесешь ее на рынок и скажешь покупателям, что верблюд продается только вместе с этим милым животным. Кошка стоит тысячу монет, а верблюд - один золотой...
Женщина заголосила. Среди ее невнятных восклицаний можно было все же разобрать, что несчастная вдова скорее даст посадить себя на кол, чем продаст кормильца за одну монету.
- Да пусть вылезут у меня волосы, да пусть отсохнут ноги, - вопила она, - да пусть язвы покроют мое тело! Где это видано, просить столь ничтожную цену за здоровое животное!
- Для Митры одна монета, поданная благочестивой рукой, столь же дорога, как и тысяча, - слегка поморщился Чилли. - Разве ты не хочешь выполнить волю мужа и отдать жрецам то, что им по праву принадлежит? Плату за кошку можешь оставить себе.
Просительница умолкла, глаза ее радостно заблестели.
- Воистину, ты самый мудрый из всех шадизарцев! - воскликнула она и бросилась целовать руку Чилли. - Тысяча золотых... Я поделюсь с тобой, о светоч учености. Вот только объясни мне, достойнейший, где сыскать покупателя, готового отдать за обычную кошку столько золота?
Шейх Чилли горестно взмахнул руками.
- Воистину, - сказал он сердито, - твоя красота достойна твоей глупости. Помысли: ведь кошку ты будешь продавать вместе с верблюдом. Поняла?
- Нет, - честно призналась женщина.
- Ахбес! - рявкнул тут хозяин. - Отправляйся с этой несчастной на рынок и помоги спасти ее детей от голодной смерти. Ты все понял?
Приказчик все понял. Он был восхищен. Он мысленно возблагодарил Бела, за то, что бог всех пройдох послал ему столь достойного господина. Ахбес не любил чванливых жрецов и считал, что золоту более пристало отягощать карманы мирян, чем украшать алтарь Митры. Кроме того, хромоногий надеялся, что его пояс после возвращения с базара слегка потяжелеет.
Ахбес выполнил указание: продал верблюда за одну деньгу, облезлая же кошка вдовы потянула на тысячу пятьдесят золотых. Покупателю, какому-то хауранскому купцу, он объяснил, что кошка продается согласно древнему поверью, согласно которому зверек сей является лучшим оберегом для своего горбатого сотоварища. Хауранец только посмеялся, посчитав, что у продавцов не все дома. Как, впрочем, у всех шадизарцев.
Полсотни золотых Ахбес оставил себе, одну монету вдова торжественно отнесла в храм, судьба остальных денег осталась для приказчика неведома. Посетительница явилась поздним вечером с увесистым мешочком, но Ахбес готов был поклясться, что тот вовсе не стал меньше, когда симпатичная вдовушка покинула спальню хозяина нынешним утром. Ночами Шейх Чилли иногда предпочитал презренному металлу горячие женские ласки.
