Алексею нравился этот простоватый на первый взгляд парень. Но за что? Может, за странности увлечений? Как-то не увязывалось, по мнению Алексея, изобретательство с неплохим знанием философии. Причем Иван умел здорово приближать значение тех или иных проблем древности к современным проблемам. Иногда хотелось поспорить с доморощенным философом, но боязнь попасть впросак останавливала. Больше всего на свете Алексей боялся поражений, ущемляющих достоинство, тем более при свидетелях.
Для Алексея не было секрета – Иван в этой импровизированной бригаде играет роль генератора идей, которые в дальнейшем присваивает себе Михаил Михайлович. «Догадывается ли Иван об этом? – подумал он. – Вряд ли. А может, специально наталкивает своего начальника на мысль? Ведь если идеи принадлежат начальнику, их легче реализовать. Странный человек Иван. Странный, потому что не честолюбив. А может, он просто очень хитрый?»
Вошел Крупнев. Поставил на край верстака корзину:
– Тут картошка с огурцами. Перекусите.
Вовка деловито расчистил на верстаке место и помог владельцу сарая разложить на подстеленной газете дымящиеся картофелины и пахнущие смородиновыми листами огурцы. Руки у Крупнева не дрожали.
– Вот это класс! – Вовка посмотрел на Михаила Михайловича и позвал к верстаку Алексея: – Дядь Леш, прошу к столу.
– Так что, жевните чуток, а я... – Крупнев приложил ладонь к уху и легонько склонил голову, – на боковую. А десятку я вам отдам, с получки.
И ушел.
– Вот вам и труженик полей. – Алексей подошел к верстаку и потер рука об руку: – Картошечка – это хорошо.
Несколько минут ели молча, лишь поглядывая друг на друга и громко хрустя огурцами.
Оставшуюся пищу завернули в газету и сунули в оставленную Крупневым корзину.
Иван вскоре закончил паять. Михаил Михайлович велел ему начать монтаж печи.
Алексей вышел из своего угла.
– Я помогу, – сказал Ивану и, используя право старшего, дал ему легкий подзатыльник: – Руки вытри, заляпаешь. Это тебе не на государственном предприятии.
Хорошую вещь сделал Алексей: белоснежная эмаль, хромированные регуляторы, надписи сделаны славянской вязью – красным по белому, черная эмаль окантовок, фирменный знак – «АВИС» – аббревиатура из начальных букв фамилий присутствующих здесь людей. Иван бережно, таясь от Алексея, погладил свою букву пальцем.
– Так и будешь смотреть? – усмехнулся Алексей. Он заметил, как Иван гладил букву.
Поздно ночью печь собрали. Все, кроме Михаила Михайловича, уснули.
Михаил Михайлович любовно гладил эмалированную поверхность печи, ласкал взглядом изобретенные Иваном «вечные» нагреватели и мурлыкал себе под нос сочиненную Вовкой песенку:
Жарит, варит, и печет, и посуду моет. Эко-экономит все и дешево стоит...
Алексей спал на своей лавке в темном углу сарая. Вовка и Иван – в обнимку на освободившемся от деталей печи верстаке. Михаил Михайлович вышел на свежий воздух. Походил по двору. Ему не терпелось включить печь, испытать ее в рабочем режиме, чтоб убедиться окончательно – надежная машина. Правда, все тысячу раз перепроверено, каждый агрегат доводился «до ума» со скрупулезной придирчивостью, но все это не то. Вот сейчас проверить, когда закручены все винтики, собраны все схемы. В окне Крупнева загорелся свет.
«Может, зайти? – подумал Михаил Михайлович. – Авось и ему, наверное, не спится».
Дверь в дом владельца сарая была незапертой. Сам он пил воду из ковша жадными глотками. Вода текла" по оголенной груди на трусы, по волосатым ногам.
– Доброе утречко, – поздоровался Михаил Михайлович, улыбаясь. – А мы все закончили, на неделе увезем в город.
Крупнев поскреб грудь мосластыми пальцами и кинул пустой ковш в ведро.
– Чего надо? – спросил нахмурившись.
Михаил Михайлович растерялся. Ему хотелось поделиться радостью, и вдруг такой тон.
– Петух тут у вас по двору ходил, не продадите? Нам бы печь испытать. Понимаете, очень хочется скорее узнать, как она будет себя вести в рабочем режиме.
– Ты... Ты обалдел?! Какого тебе петуха?
– Я сам не видел, но говорят, у вас петух есть, а кур...
– Моего Петьку хочешь в свою печь?! Да он у меня, как собака, дом охраняет. Да я... Ладно. – Крупнев махнул рукой на дверь: – Вали отсюда. Тут тебе не птицеферма.
– Я же за деньги. – Михаил Михайлович попятился к двери. – Мы специально для сельских жителей печь изобрели. Вот. – Он протянул Крупневу пятерку.
– Дать бы тебе по очкам... Развелось вас, яйцеголовых. Навыдумывали всякой гадости, а теперь спохватились. Умник нашелся, петуха ему подавай. – Крупнев достал из ведра ковш. – Чтоб завтра я вас не видел в своем сарае.
Михаил Михайлович, чувствуя бессилие что-либо сказать на это, выскочил из дома.
– Боже мой, какое хамство... – прошептал он, забежав за сарай. – Я, можно сказать, для его же блага ночи не сплю. Где теперь машину искать? Да и куда печь везти? – Настроение, несколько минут назад такое прекрасное, вдруг сменилось злостью. – Быдло! – крикнул он и стукнул тощим кулаком по добротной стене сарая.
– Кто там? – весело откликнулся Алексей. – Подъ-е-о-о-о-ом! – крикнул по-военному.
Позавтракали оставшейся картошкой с огурцами. Михаил Михайлович к еде не притронулся, сославшись на заболевший желудок.
Обсудили создавшееся положение, связанное с требованием Крупнева освободить сарай.
– А чего думать? Ко мне на дачу печь повезем, – предложил Алексей. – За постой денег не возьму. Попросим Крупнева – на тракторе – махом, и все дела.
– Может, сам и попросишь? – Михаил Михайлович вздохнул.
– С народом разговаривать – не статейки в газету кропать. Мужик – другой мир, можно сказать – марсианин, для тебя по крайней мере. – Алексей повернулся к Михаилу Михайловичу. – Так вы готовьтесь, тряпьем печь обвяжите.
Не прошло и получаса, как к сараю подъехал трактор с прицепом. А спустя немногим более часа печь стояла посреди комнаты на даче у Алексея.
– Умеешь ты с дураками ладить, – сказал Михаил Михайлович.
– Пятерку отдал Крупневу, – сказал Алексей. – Он ведь вчера пропил наши деньги, – значит, сейчас поедет за самогоном. А самогона ему сегодня никто не даст —
участковый, Максимыч, обещал в выходные всех самогонщиков навестить. Водка в выходные не продается. Так что сейчас и продукты будут. Никуда не денется Крупнев – привезет петуха.
– Не может быть, – возразил Михаил Михайлович. – Он так возмутился, я думал, убьет ковшом.
Однако вскоре и вправду подъехал на велосипеде Крупнев. Отвязал от багажника сумку, из которой высовывался роскошный петушиный хвост, огляделся, подошел к поленнице и присел на колоду, поглядывая на окна дачи.
