Квартира, где жили они с женой и двумя детьми, находилась на втором этаже. Василий издали заметил — форточка одного из их окон открыта. Сразу направился к ней. Удачно вписался в открытый прямоугольник.
Только слегка задел портфелем раму.
Оказавшись дома, как-то сразу обессилел, выпустил из рук портфель и сам упал вслед за ним на зеленый ковер на середине комнаты. В желтом абажуре под потолком горела яркая лампочка, щедро освещая книжный шкаф, стол, диван, на котором спала не раздеваясь жена, два стула с зелеными потертыми спинками, три книжные полки на стене…
Василий лежал на полу и тяжело дышал.
Жена вдруг проснулась и порывисто села на диване, обхватила руками колени. На ней почему-то зеЛианая короткая юбка и зеленый жакет с длинными рукавами, примятыми на сгибах. Она долго сонно моргала от яркого света, пока не заметила Василия.
— О, это ты, наконец-то… А я, как видишь, вздремнула… Ты так поздно…
Василий промолчал, ему не хватало воздуха.
— Устал? — сочувственно и нежно спросила жена, садясь рядом с ним на пол. — Кушать хочешь?
— Немного. — Василий попытался улыбнуться. — Дети спят?
— Спят… — Жена поправила ладонью прядь волос, закрывающую Василию глаза, и взглянула вправо на стену, за которой спали сын с дочерью. — Сложная была операция?
— Да… — начал говорить Василий и вдруг услышал громкое лягушачье кваканье. — Где это? — недоуменно спросил.
— Что где?
— Лягушки поют…
— Я ничего не слышу.
— Ну что ты? Ведь очень громко, настоящий лягушачий концерт… Постой, это, кажется, рядом, прямо в комнате.
Василий замер, прислушался, подобрался на четвереньках к дивану. Запустил под него руку по локоть и вытянул большую зеленую лягушку.
Жена испуганно вскрикнула.
— Да ты только посмотри, какой прекрасный шкрек! — восхищенно улыбнулся Василий. — Не бойся, Машенька, они хорошие существа. Я их в детстве столько переловил! Шкреков. Мы их шкреками называли… — Василий погладил лягушку по спинке.
Внезапно ощутил сильную боль в сердце и в то же время его опять удивило все вокруг — и лягушачий концерт, не утихающий под диваном, и холодное тельце шкрека на ладони, и выражение брезгливости на лице жены, и валяющийся на полу портфель…
Постепенно до его сознания дошло, что он спит и все это ему только снится.
«Снится… Да-да, именно так!»
Серпану хотелось закричать, чтобы поскорее проснуться, но голос отнялся, как это и бывает во сне.
Попытался открыть глаза, но тяжелые веки не слушались.
Наконец это ему удалось.
Ослепил солнечный свет, он лился сквозь большое окно, заполняя всю комнату. Василий Серпан осмотрелся.
Он был у себя дома на кровати рядом с женой. Она уже не спала, лежала неподвижно, открытыми глазами уставившись в одну точку. Ему стало не по себе, и он тихо спросил:
— Мария, ты не спишь?
— Не сплю… — еле слышно ответила,
— О чем-то думаешь?
— Думаю. — Жена повернулась лицом к нему.
— О чем же? — Обо всем и ни о чем… Ты вчера пришел такой усталый…
— Да, — улыбнулся в ответ Василий. — Едва долетел домой и все боялся портфель потерять. Трудно было дышать, и сердце болело. Вот и сейчас немного болит… Я влетел в нашу форточку и упал на ковер. Вон там, — показал взглядом.
— Ты совсем себя не бережешь.
Он вяло, иронически улыбнулся.
— С операцией все хорошо?
— Кажется… Я не все помню, — виновато поежился.
— Вчера как никогда устал… Но, кажется, все прошло как надо…
Жена громко вздохнула.
— Не надо, Машенька, я все понимаю, однако… — Серпан резко поднялся и сел в кровати. — Сегодня суббота? Или я ошибаюсь? — спросил нарочито весело.
За стеной в соседней комнате хрипло зазвучали позывные субботней радиопрограммы. Значит, проснулся сын. Вскоре послышался заразительный смех дочурки, а потом гортанные индейские крики обоих и веселая возня.
Василий встал с кровати, сымитировал утреннюю зарядку — сердце продолжало беспокоить, набросил на плечи пеструю рубашку, надел шорты.
Припомнилось, как во сне ехал в переполненном вагоне метро, как девчонка в брючках ловко отфутболила ему портфель… как потом ехал, прицепившись к вагону сзади, как летел домой…
«Сердце до сих пор болит. И во сне с трудом дышал. А сновидения настолько яркие, отчетливые… Страшно… Я не могу отличить сон от реальности… Это, скорей всего, от переутомления. Я просто выдохся. Но что поделаешь? Вчерашняя операция длилась восемь часов. Действительно, светя другим, сгораешь сам…»
— Вчера, я видела, в ящике была какая-то почта. Ты хотя бы оставлял ключ или запасной сделай. Когда ты на дежурстве, я даже газету не могу посмотреть.
Серпан ничего не ответил, молча спустился на первый этаж. Достал из почтового ящика «Вечерку» и письмо…
— От кого письмо? — спросила Мария, умываясь.
— От Маруси.
— Что пишет?
— Пишет… — Серпан медленно открывал конверт, пытаясь скрыть от жены, что все сильнее болит сердце.
— Пишет…
«Здравствуйте, Вася, Мария! У меня все благополучно. Как вы там поживаете, ничего о себе не пишете и сами не появляетесь. Купила я недавно двух козочек, пускай себе растут, все веселее будет. Часто вспоминаю Андрюшу, как он с утятами игрался. Приехали б хоть на денечек-другой. Как там меньшенькая, Ксеня? Хотела я к вам сама приехать, да не на кого хозяйство мое оставить. Теперь еще и козочки. И крыша прохудилась. Поеду — вдруг дождь. И сливы в этом году урожай, и вишни были хорошие, но уже сошли. А так у меня все по-старому. Может, приедете?
Целую, Маруся».
Мария вытиралась мохнатым в зеленую полосочку полотенцем. Василий знал, что она сейчас скажет, по крайней мере знал, о чем она думает. И неожиданно для самого себя вырвалось:
— Пожалуй, съезжу-ка я сегодня с Андрюшей? Завтра воскресенье и у меня нет дежурства…
Мария посмотрела на него растроганно:
— До чего это было бы хорошо… Ведь ты и сам понимаешь, как ей одной тяжело, как грустно…
Маруся — дочь покойной тети Ани. Осталась после смерти матери одна-одинешенька. В молодости не нашлось ей пары, после войны тяжело болела, а годы-то шли и шли. Отец с фронта не вернулся. Брат — на далекой комсомольской стройке. Пишет редко, и каждый раз с нового места. Женился уже, сын у него.
— Ты и вправду сможешь поехать?
— Да-а… — сказал он не очень уверенно, стараясь убедить самого себя в необходимости отправиться именно сегодня.
Путь был недальний, но не из легких — две пересадки, а в воскресные дни транспорт переполнен.
