Гипноз не гипноз, но что-то похожее от него находило. Оцепенение какое-то. И это не только я, другие тоже подмечали. Старались близко не подходить, держались на отдалении. Вокруг него всегда какое-то поле. Чуть зазеваешься — оно тебя втягивает, обволакивает. Одним своим присутствием шеф мог кого угодно в паралич вогнать.
Через минуту я был готов. Вибрирую от напряженки. И тут он навалился с вопросами. «Значит, братья вы? — все еще сомневается. — Так-так... Ну, давайте, рассказывайте» — и поясняет, что его интересует. Речь о Федоре, конечно. Каков он без погон, характер, нрав, привычки, с кем водится, чем тешится. Выкладывай ему всю подноготную, да еще в деталях, с подробностями. Словом, раздень брата догола и выверни наизнанку.
Кое-что я сдуру наплел, распустил язык. Потом притормозил. Хоть и в коконе, а что к чему соображаю. С какой это стати должен докладывать? Почему бы вам, подсказываю шефу, не допросить самого полковника Севцова? Может, он и не пошлет вас куда подальше, может, оценит ваше любопытство.
Старик посмотрел на меня, как на законченного дебила. До чего, мол, ты, парень, туп, а еще собираешься служить в моей конторе. Тут же популярно разъяснил, что человек сам себя в основном по зеркалу знает, а кто и что он есть на самом деле это со стороны виднее. «Правда, не каждому дано видеть», — шепнул он мне доверительно, чтобы я не сомневался в своих умственных способностях. Под занавес выразил сожаление, что затеял непосильный для меня разговор, порекомендовал записаться на платные курсы хорошего тона и распеленал меня, выпустил из кокона
На том мы тогда и расстались. Я побежал к себе в аппаратную.
А буквально через четверть часа звонит Федор и тоже с расспросами: как у меня с шефом, какие отношения? Тут уж я на дыбы. Нашли горсправку! С каких это календ, рычу в трубку. У вас взаимная пламенная любовь? Может, вам еще свидание устроить?
Со свиданием я опоздал. Долин, оказывается, только что по телефону пригласил брата к себе домой. В гости. «На чашку чая», — как он определил жанр встречи.
Федор в шоке, я тоже. Они с Долиным, разумеется, знакомы и не первый год, однако не настолько, чтобы вместе распивать чаи. Старик явно что-то затеял. «И ты пойдешь?» — спрашиваю. «Вместе пойдем, — обрадовался брат. — Ты тоже зван. У твоего шефа какие-то идеи насчет нас».
Тогда мы еще не знали о назначении Федора. Решение Большого Совета обнародовали лишь через сутки, а Долин был на Заседании, подписывал протокол. Он первым и сообщил нам, когда мы вечером заявились к нему в дом.
Представь наши рожи. Только-только переступили порог, осмотреться не успели, а хозяин с ходу бах — жареную новость! Браво, говорит, полковник Севцов, поздравляю, вам доверили экспедицию.
Федор, конечно, ждал этой вести, он уже давно работал по программе полета к Р-облаку. До меня тоже доходили слухи, что его натаскивают на главного. И все же ... Не каждый день судьба печет такие пироги. Стоим именинниками, с ноги на ногу переминаемся, ну а что дальше? Расплескивать эмоции глупо, прикидываться, что нас ничто не колышет, еще глупее. Надо как-то выкручиваться, что-то говорить, делать. Но старик-то, старик! И не думает выручать. Хоть бы по дому повел или сесть предложил, так нет же! Уставился иезуитом, глазами жрет — удовольствие ему смотреть, как мы изнутри жаримся.
Федор по натуре джентльмен, его на курсы бостона посылать не надо, но тут он взбурлил. Спасибо, говорит, за новость, только стоило ли из-за нее затеваться с чаем, могли бы по телефону сообщить. Ну а сейчас, уж извините, нам не до чаев, как-нибудь в другой раз, еще раз спасибо, — и мне головой: поворачивай, пошли!
Ха, не тут-то было. Недооценили мы старика, не так его поняли. Даже к двери не подпустил. Стал на проходе, борода секирой. «К столу, к столу!» — потащил. Его как подменили. Теперь он нам отец родной, а мы ему самые дорогие гости. Засуетился, обхаживает и все про ту же «чашку чая», но уже с приложением: «А Оленька нам сыграет».
Заметь: впервые о дочери. Мы ее пока не видели, встречать не вышла. Отсиживалась в соседней комнате. Слышно было — за стеной кто-то есть, шаги, шуршание. Кто еще?
Знал я о ней тогда еще не много, меньше анкеты, и все — с чужих слов. Перезрелая девица, пианистка, вымучивает вундеркиндов в музшколе. Наших мужиков на радиокомплексе особенно занимало, почему холостякует — уже под тридцать, а не замужем. Валили на папашу: с таким, как он, приданым ей век ходить неокольцованной. Старик, мол, дрожит над ней, от себя не отпустит, ну а жить с ним под одной крышей — извините, дураков не сыщешь.
И вот когда Долин, усаживая нас за стол, произнес ее имя... Верно, так и было. Я сразу решил, что мы с Федором приглашены на смотрины. Аж ахнул про себя: сводничает папаша! Для дочери старается. Для себя, впрочем, тоже. Подыскивает ей выгодного муженька, себе — престижного зятя. А Федор, сам понимаешь, после назначения, в новом, так сказать, качестве самая подходящая кандидатура — и в мужья, и в зятья. Отсюда весь пожар, вся суета.
Расшифровав, как мне казалось, Долина, я почувствовал себя на троне. Смущения как не бывало, дышу полной грудью, поглядываю свысока. Ну, ну, — подстегиваю в мыслях шефа — разворачивайся, действуй, посмотрим, что у тебя получится.
Сели, значит, за стол. Пока втроем. Ольга все еще прячется.
Хозяин распечатал бутылку. Чай чаем, а для разгона коньячок. За встречу, за успех экспедиции, само собой — за командора. (Держись, братец!). Старик видит только его, меня как нет, даже боковым зрением не замечает. Ему рюмку с верхом, мне — недолив; ему лимончик на тарелку, мне — бери сам. Явная дискриминация. Так в приличных домах не поступают. Начинаю заводиться. Ну ты даешь, шеф! Обхаживаешь запроектированного зятя, понять тебя можно, но зачем же так грубо? Все равно злорадствую, ни фига не выйдет, зря стараешься, его тебе не подцепить. И на свое передержанное чадо со всеми ее талантами особенно не надейся. Да будет тебе известно, лысая ты борода, что Федор на эту наживку как раз и не клюет. Его никакой гейшей не заманишь. Не видишь разве — он всем нутром уже там, на пути к Р-облаку. Попробуй-ка достань его, верни оттуда.
Смотрю, брат и в самом деле где-то парит. На лице полное отсутствие всякого присутствия. Хоть «ау» ему кричи... Впрочем, хреновым я оказался психологом. Парить он, может, и парил, но не так далеко, не дальше смежной комнаты, где скрывалась Ольга. Ждал, когда появится. Раз взглянул на дверь, два...
Слышу — шорох. Портьеры на двери вразлет, и выпархивает нечто блестящее, слепящее, с обнаженными плечами. Эдакое эстрадное диво на дому. Полупоклон, полукивок, невидящий верхний взгляд. Ей-ей, явление звезды публике, полная иллюзия концертного действия. Она на сцене, мы в партере, подавай аплодисменты. У меня уже ладони друг друга ищут, в глотке — браво! Едва сдержался.
