Дядя, искоса понаблюдав, как бродяги ловко вскрывают ножами собственные харчи, тихонечко хмыкнул и принялся смаковать чай из своей кружки, одобрительно кивнув спокойно начавшим чаепитие Антону и Нике. А безухий добытчик, расставив на полиэтилене раскупоренные банки, гостеприимно предложил, махнув рукой на импровизированный стол на черной земле:
— Угощайтесь…
— Благодарю, — сухо ответил за всех Дядя. — Сытые мы, а из вежливости вас объедать не хотим, не по-людски это. Лучше скажите, куда вы Еремея девали? Втроем ведь были, когда через Заречье шли…
— Пропал Еремей, — спокойно, без тени сомнения и колебаний, ответил первый. — Ушел на луну.
— Он ведь вас уговорил мимо меня проскочить по-быстрому, а рассчитаться на обратном пути? — голосом пророка осведомился Дядя.
— А откуда ты-то знаешь? — искренне удивился безухий, почесав затылок в недоумении. — Тебя ж с нами не было…
— Вот потому Еремей и остался на луне, что поторопился, — усмехнувшись, довольный произведенным эффектом, ответил Дядя. — Я бы вам сказал, что ходить через тоннель под проспектом не стоит… да только вы уже мимо меня прошли…
— Там часто ходят, — недоуменно сказал первый, откровенно не понимая, откуда хозяин территории знает такие подробности про их рейд. — Не помню уж, когда чего-то там плохое случалось, вот только с Еремеем вышло так… ну, как вышло…
— День был такой, — чуть сокрушенно кивнул головой Дядя, продолжая играть всезнающего и всевидящего пророка и предсказателя. — В этот день не стоило через тоннель идти, все равно бы кто-то там остался, не из ваших, так из других…
— Ну, ошиблись, что ж такого — равнодушно пожал плечами безухий, и видно было, что смерть товарища его не сильно задела, все, мол, там будем, кто раньше, кто позже. — Бывает… зато во время на месте были, раньше других, и пенки снять успели….
— Стоили те пенки Еремея? — подняв удивленно брови, спросил Дядя.
— Покажи, — кивнул первый, и безухий снова полез в свой мешок.
Чужакам, Антону и Нике, прислушивающимся вполуха к этому странному разговору, малюсенькому кусочку иной, непонятной жизни, конечно, до жути интересно было узнать, что это за «пенки» сняли добытчики ценой жизни своего товарища, но они прекрасно запомнили уроки местного этикета и через плечо Дяди, чуть склонившегося над извлеченной из мешка черной, на глаз — вершков пять на десять, коробкой, заглядывать не стали. Внутри коробки что-то перекатывалось и глухо позвякивало, и хозяин территории, поводив пальцами в глубине, будто раздвигая что-то мелкое, незначительное подцепил один, тускло блеснувший в сером цвете дня, предмет, будто случайно загораживая его от взглядов чужаков спиной.
— Платина — натуральная, — хвастливо сказал безухий, улыбаясь широко и довольно, как улыбался бы кот, умей он это делать, под миской сметаны. — А там еще белое золото есть… и всякое еще разное… ну, мы вот это и взяли, что поближе и на виду, а с хранилищами и подвалами пусть другие, кто опоздал, разбираются, плохие там подвалы… смертью воняют… любой почует…
— А что? — задумчиво сказал Дядя, на мгновение выключаясь из окружающего мира и погружаясь в собственные, неясные никому, мысли. — Платина к платине…
— Чего? — переспросил, не поняв, первый.
— Это я не вам, — успокоил его Дядя и продолжил, теперь обращаясь к добытчикам: — Вы, ребятки, сегодня через вертеп не ходите, идите сразу на реку, через старый мост, сегодня пройдете свободно… день такой, можно… а уж на том берегу — сами знаете к кому обратиться…
— К сыну старого Юниора? — уточнил на всякий случай безухий, чтобы потом не было кривотолков — по чьему совету они пришли к тому или иному человеку.
— Лучше к нему, — согласно закивал Дядя. — Или к Фетюку, на крайний случай, говорят, он тоже сейчас в тех краях околачивается…
— Спасибо, Дядя, — серьезно поклонился первый, как кланяются в исторических фильмах низшие высшим, не ленясь сгибать спину, не поднимая головы при поклоне. — Про мост ведь и промолчать мог.
— Когда это я и кому смолчал про безопасные пути? — искренне удивился Дядя. — А если вы такую добычу в вертепе спустите, никому пользы не будет. Не только вам, но и другим людям и… городу!
«Во как! за город говорит!» — мелькнула в глазах первого откровенная мысль.
Впрочем, обрадованные тем, что хозяин территории не держит теперь на них зла и даже указал безопасный маршрут, добытчики долго не размышляли, споро, но с явным удовольствием перекусили собственными консервами, запивая их крепким чаем, приготовленным Дядей на чистой воде. Так же быстро и деловито, как ели, но без суеты и видимой, бросающейся в глаза спешки, они увязали мешки и вежливо попрощались с приютившими их у костра хозяином территории и его чужаками-гостями.
Когда долговязые, серо-бурые фигуры добытчиков скрылись за углом, Ника спросила, предвидя ответ аборигена, но все-таки утоляя свое любопытство:
— А разве обязательно с них чего-нибудь брать?
— Идут через мой район, как же не взять? — удивленно пожал плечами Дядя, поясняя очевидное для себя. — Иные что-то интересное рассказывают, а эти вот не стали, да и понимают к тому же, что я все их истории и без того знаю… Но взять надо, обязательно. Просто — для порядка.
— А что ты взял? — осмелев, задала запретный и чрезвычайно бестактный, по городским меркам, вопрос Ника.
Дядя довольно рассмеялся, даже головой покрутил от удовольствия, похоже было, его всеведение распространялось не только на проходивших через Заречье добытчиков, но и на гостей-чужаков.
— А дай-ка ручку, — попросил он, хитро прищурившись. — Только глаза сперва закрой…
Прикрыв по-честному глаза — иначе весь интерес затеянного пропадает — Ника плавным движением протянула Дяде правую руку и тут же, едва он мимолетно, как показалось, коснулся её, ощутила тяжесть на среднем пальце. И, с жадным любопытством раскрыв глаза, через мгновение увидела — это был массивный платиновый перстень, изящный, явно старинной тонкой работы, с центре которого поблескивал огромный, королевский по меркам блондинки чуть выпуклый бриллиант.
— Это мне? — в восхищении пискнула Ника, голосок у нее мгновенно подсел при виде такого сокровища. — Правда?
— Под цвет волос подходит, — с легкой иронией усмехнулся Дядя. — Да и память, как-никак, останется…
— Это же немыслимых денег стоит, — подрастерялась Ника, мгновенно забыв, что в городе иной раз совсем не понимают чужих ценностей, вместо денег или золота выставляя на первый план консервы, табак, спиртное. — Таких вещей в Столице, да что там в Столице — в Империи, пожалуй, ни у кого нет… честно…
