Вначале память об этих снах не очень мешала - я мгновенно забывал их. Но они повторялись каждую ночь, и я помнил их все лучше и лучше. Дошло уже до того, что я в самом деле начал путать себя настоящего с человеком из снов. Это мучительное и страшное ощущение. Я понимал, что схожу с ума. И вот неожиданная встреча с Виктором могла спасти меня.
Не было, конечно, ничего приятного знать, что природа, создавая меня, допустила просчет - выдала брак. Но все же это лучше, чем если бы я окончательно свихнулся. А шло именно к тому. Я понял: мои сны - это прорвавшаяся через заслон память о жизни одного из предков. Предок этот не улитка, не земноводное - он человек.
Сны я запомнил настолько, что могу уже вполне последовательно рассказать их.
Начиналось неожиданно откуда-то со средины жизни того человека - ему было лет сорок, не меньше.
Я сижу в каменном кресле, оно возвышается в центре громадного купольного здания с многоугольным отверстием наверху. Была ночь, потому что над головой в отверстие видны яркие звезды и еще потому, что я знал: ночь. На полукруглых каменных скамьях передо мной сидят люди - их несколько сотен. Вторая половина купольного пространства позади меня пуста. В нишах стены горят факелы, под каждым - стражник в латах, вооруженный копьем и секирой. Воины стоят молча, недвижимо, как изваяния. Люди, сидящие на скамьях, одеты одинаково: в свободные накидки из легкой белой ткани. Под накидками - я это отчетливо представляю, - как и у меня, нет ничего, кроме набедренной повязки.
Многие из людей хорошо знакомы мне. По центральному проходу движутся двое, в руках у них украшенная драгоценностями корона, жезл и амулет. Я знаю, зачем они идут, но притворяюсь, будто не знаю, и разыгрываю притворство неплохо. Среди сидящих в зале есть люди, враждебные мне. Например вон те двое в третьем ряду справа от меня: один пожилой, с глубоким шрамом на виске и шее и другой, рядом с ним - молодой, с красивым, но ненавистным мне лицом. Эти двое понимают, что я проверяюсь. Вот они перекинулись между собой несколькими словами - я знаю: обо мне. Тот, что со шрамом, никак не выдал своих чувств, у молодого на плотоядных губах мелькнуло подобие улыбки.
Двое, что несли корону, приблизились к возвышению, поднялись на него и молча застыли рядом со мной. Одновременно с передней скамьи, полукругом опоясывающей трон, встали четверо старейшин. Они тоже взошли на помост. Один из них развернул пергаментный свиток, приготовился читать. Двое стражников сняли со стены факелы, поднесли полыхающие светильники ближе к трону. Мне слышен запах горящей смолы, слабый теплый ветер проникает под свободные складки легкого плаща, в купольном проеме надо мной мерцает яркая большая звезда. Только я могу видеть ее.
Самый старший в этом собрании - я помню его имя на том языке, которого настоящий я не понимаю - Бреттий.
Тихо, но отчетливо Бреттий читает то, что написано в свитке. Сборище людей в купольном зале - нечто вроде собрания выборных старейшин великого народа Бойекунуйи. Бойекунуйя - так звучит название страны моих снов. Это огромная страна, самая большая и могучая в мире. В зале на полукруглых каменных скамьях сидят выборные представители народов и племен, живущих в стране Бойекунуйи. Такие собрания бывают один раз в году, на них решаются самые важные вопросы.
Бреттий читает долго. Я делаю вид, будто смущен, и слушаю невнимательно. На самом деле я жадно ловлю каждую фразу и мысленно смакую ее. В свитке перечислены мои заслуги перед народами Бойекунуйи. В недавней войне я одержал несколько блистательных побед над вреллами, живущими на краю земли за ледяными горами. Заключил выгодный мир. Корабли вреллов, груженные мехами я рыбой, ежегодно будут приходить в наши порты - такова цена моих побед. Дальше в свитке было много слов о том, что я мудр и прозорлив, беспощаден к врагам, но снисходителен к ошибкам друзей, перечислено, как много полезных советов давал я на каждом собрании старейшин, говорилось о том, что своим процветанием народы Бойекунуйи обязаны мне.
Нет таких наград, которыми можно было бы оплатить мне все заслуги. Бреттий читал дальше о том, что я первый из жителей великой Бойекунуйи по прозорливости ума и величию духа, о том, что в сердце моем не погасает огонь, зажженный богами предков. Собрание старейшин, взывая к моему великодушию и доброй воле, просит меня стать во главе страны. После долгих лет, когда вся власть в стране принадлежала собранию старейшин, ибо не было достойных править страной единолично, боги послали на землю мудрейшего из мудрых, и собрание с радостью готово передать мне полноту власти.
Корона и жезл - символы власти. Назначение амулета иное он удерживает правителя от необдуманных, поспешных или несправедливых решений, продиктованных корыстью или вспышкой гнева. Всякпй раз, когда правитель будет утверждать новые законы, он обязан надеть амулет на запястье руки. По преданию в амулет вшита тонкая пластинка из листа металла, оставленного на земле богом. В чем секрет действия этой пластинки, никто не знает - это было известно только древним.
На меня собрались надеть корону. Мне не терпелось ощутить ее на голове, но сила, та сила, благодаря которой я считаюсь мудрым, удержала меня от поспешности. Я поднялся и жестом отстранил старейшин. Я заметил, как двое моих врагов в третьем ряду молча переглянулись: они догадались - мой жест продиктован не искренностью, а хитростью. Но сейчас мне было наплевать на них. Их бессильная зависть не могла повредить мне.
- Старейшины Бойекунуйи! - сказал я. - Мне, ничтожному из смертных, хотите передать власть, которая не под силу была всем вам, вместе взятым. Смею ли я принять ее?
- Ты должен это сделать, - возразил Бреттий, - этого ждут боги.
Я встал перед ним на колени и обратился к собранию:
- Если того хотят боги, я, ничтожный, не смею противиться их воле. Не судите меня жестоко, если власть, которую вы собрались возложить на меня, окажется непосильной мне. Считайте: не командовать и распоряжаться вами буду я, но служить вам и народу нашей славной державы Бойекунуйи. Старейшины! - воззвал я. - Надеюсь: в трудную минуту не оставите меня без вашей мудрости, без ваших добрых советов...
Я надолго растянул сладостную мне церемонию. Потом покорно подставил голову. Корона, изнутри обшитая мягким мехом, оказалась чуть свободной на моей голове.
Это была первая, очень яркая сцена из моих снов. Дальнейшее возникало с различной четкостью: одни эпизоды из жизни императора Бойекунуйи я едва мог вспомнить, другие поражали ясностью видения, будто сам я переселялся в тело императора. Помню даже запахи, окружающие его, вкус пищи, щекотание складок одежд, развеваемых ветром, мучительное чувство страха и ненависти, елейную сладость льстивых речей, восхваляющих мужество и ум.
