Я помню Джека Уилдона.
Он был выше Гуса. Собственно говоря, все были выше Гуса, но Уилдон был еще и мясистее. Я видел витающие над ним тени. Тени мальчика, которому предстоит стать мужиком с огромным брюхом и толстыми руками. А вот глаза останутся такими же.
Он пихнул Гуса в лицо. Гус отлетел, пригнулся и бросился на обидчика. Сжав маленькие кулачки, он нырнул и ударил Уилдона в живот, после чего, наподобие неумелых борцов, враги сцепились в клубах пыли.
Какой-то мальчишка выскочил из круга и сильно ударил Гуса в затылок. Гус обернулся, и в следующий момент Уилдон ударил его в губы. Гус заплакал.
Я хотел посмотреть, чем кончится, но он плакал...
Осмотревшись, я увидел справа от себя дыру в заборе. Выбросив сигарету, я нырнул в дыру и помчался к дальнему краю площадки, где мальчишки уже пинали его ногами.
Увидев меня, они бросились наутек. Джек Уилдон задержался еще на секунду, пнул Гуса в живот и побежал вслед за всеми.
Гус лежал на спине, пыль на его лице превратилась в грязь. Он не двигался, но ничего страшного с ним не случилось. Я отвел его в росший на краю площадки кустарник. Кусты скрыли нас от посторонних глаз, он лег на спину, а я протер платком его лицо. У Гуса были синие глаза. Я осторожно убрал со лба прядь прямых каштановых волос. Он носил подтяжки; одна из резинок порвалась, и я ее отстегнул.
Он открыл глаза и снова заплакал.
В груди у меня заныло.
Он сопел, не в состоянии успокоить дыхание. Потом попытался что-то сказать, но вместо слов вылетали лишь невнятные звуки - слишком много воздуха и боли было в легких.
Наконец Гус поднялся, сел и вытер нос.
Он посмотрел на меня. Показаться в таком виде было стыдно, позорно и некрасиво.
- Они у-ударили меня в спину, - сказал он, сопя.
- Я знаю. Я видел.
- Это вы их прогнали?
-Да.
Он не поблагодарил. В этом не было необходимости. От сидения на корточках ноги мои затекли. Я сел на землю.
- Меня зовут Гус. - Он старался быть вежливым.
Я не знал, какое имя ему назвать, и собирался выпалить первое пришедшее в голову, но неожиданно для себя произнес:
- Меня зовут мистер Розенталь.
Он вздрогнул:
- Меня тоже так зовут. Гус Розенталь.
- Не странно ли? - промолвил я.
Мы улыбнулись друг другу, и он еще раз вытер нос.
Я не хотел видеть своих отца и мать. Я их помню. Этого достаточно. Я хотел побыть с маленьким Гусом. Но однажды ночью я пробрался на задний двор дома номер 89 по Хармондрайв на пустырь, где позже возведут пристройку.
Я стоял в темноте и смотрел, как они ужинали. Вот мой отец, Я не помню его таким красивым. Мать что-то ему говорит, а он ест и кивает. Они в столовой. Гус лениво ковыряется в тарелке.
Не порть пищу, Гус, иначе не разрешу слушать "Люкс представляет Голивуд".
Но у них идет "Утренний патруль".
Тем более не порть пищу.
- Мама, - пробормотал я, стоя на холоде, - мама, в России голодают дети.
Я встретил Гуса у киоска.
- Привет!
- О! Привет!
- Любишь комиксы?
-Угу.
- А ты читал "Человека-куклу" и "Малыша из вечности?"
- Да, класс. Но они у меня есть.
- Только не последние выпуски.
- И последние тоже.
- Готов поспорить, у тебя есть только за прошлый месяц. Мы дождались, пока продавец просмотрит по списку все имеющиеся у него журналы, после чего я купил Гусу "Воздушного мальчика", "Комиксы Джингл Джэнгл", "Синего жука", "Комиксы Виза", "Человека-куклу" и "Малыша из вечности".
Потом я сводил его в Ислэй, где мы отведали мороженого с горячим сиропом. Мороженое подали в высоких бокалах, а сироп принесли в маленьком кувшине. Когда официантка отошла, маленький Гус спросил:
- Откуда вы знаете, что я люблю тертые орешки и не люблю взбитые сливки и вишню?
Я откинулся на спинку высокого стула и улыбнулся.
- Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
- Не знаю, - он пожал плечами.
Кто-то опустил никель в автомат, и зазвучала "Нить жемчуга" Гленна Миллера.
- Ты когда-нибудь задумывался об этом?
- Нет... угу. Я люблю мультики, может быть, я стану рисовать комиксы.
- Это здорово, Гус. На искусстве можно заработать большие деньги.
Я оглядел молочное кафе: стены с плакатами кока-колы, миловидные девушки с мальчишескими прическами, нарисованными художником по имени Гарольд В. Мак-Коли; его стиль завоюет весь мир, а имя так и останется неизвестным.
Гус посмотрел на меня:
- Но ведь это еще и интересно, правда?
Я смутился. Я первым делом подумал о деньгах, а он - о счастье. Я добрался до него раньше, чем он избрал путь. Еще была возможность сделать из него человека, который всю жизнь будет вначале думать о радости.
Официантка принесла мороженое. Я рассчитался. Когда она отошла, Гус спросил:
- Почему они называют меня грязным еврейским слоном?
- Кто тебя так называет, Гус?
- Мальчишки.
- Те, с которыми ты тогда подрался?
- Да. Почему они говорят "слон"?
Я проглотил ложечку ванили, размышляя над вопросом.
Спина болела, а зуд распространился с правой кисти на предплечье.
- Полагают, что у евреев большие носы, Гус. - Я налил немного сиропа из кувшинчика. Сироп какое-то мгновение боролся с собственным поверхностным натяжением, потом темная шоколадная пленка разорвалась, и он залил три шарика настоящего сливочного мороженого. Не замороженного сахара с молоком, а настоящего мороженого.
- Я хочу сказать, что некоторые люди так думают. Поэтому они, очевидно, считают остроумным называть тебя слоном, так как у слонов большие носы... хоботы. Понял?
- Это глупо. У меня же нос не большой, правда?
- Правда. Но они говорят это, чтобы тебя разозлить. Иногда люди так поступают.
- Но это же глупо.
Некоторое время мы сидели и разговаривали. Я вычерпывал длинной ложкой остатки шоколадного сиропа, под конец показавшегося мне совсем черным и даже горьковатым.
У Гуса в мороженом была ложка, пальцы, подбородок, футболка и макушка. Мы говорили о многом.
О том, как трудна арифметика (я и сейчас порой считаю на пальцах, заполняя чековую книжку). Как маленьким никогда не дают паса, когда команда проигрывает (все сомнения насчет своей внешности я компенсировал с женщинами). Как разная еда может быть одинаково безвкусной -(я до сих пор заливаю кетчупом хорошо прожаренный кусок мяса). Как одиноко жить, если по соседству нет друзей (я воздвиг вокруг себя стену гениальности и блеска, чтобы никто не смог проникнуть глубоко и причинить мне боль). Как Леон постоянно приглашает других детей к себе играть, а когда прибегает Гус, они потешаются из-за двери (до сих пор захлопнутая перед лицом дверь приводит меня в бешенство, а брошенная трубка
в бессмысленную ярость).
