— Итак, судье Катлеру не терпелось увидеть свидетеля, который бы принес присягу в том, что собственными глазами видел, как мой брат запихивал в серые ящики дырявые бумажки, которые они называли перфокартами. Я нашел такого свидетеля и думал, что первый тайм судебного разбирательства закончится в мою пользу. Свидетель отыскался по всей форме совершеннолетний, полностью в своем уме, не хуже нас с вами, ветеран войны, имел медаль от генерала Рэдли. Негр Ното Джон. Служил уборщиком в той самой научной лавочке, где стояла арендованная братом машина. Вечерами они подолгу толковали друг с другом, и Ното Джон отлично все понимал и запомнил. У него, повторяю вам, была золотая голова. И, уж разумеется, он видел, как брат нажимал все эти чертовы кнопки, давая машине задание, и как извлекал из нее бумаги с цифрами. Так вот, сначала на суде все шло гладко. Секретарь пробубнил свое обычное: «Положите руку на библию и скажите: „Клянусь, что буду говорить правду, одну только правду чистую правду…“» Ното Джон положил руку на библию и произнес формулу присяги. И вдруг судья заметил, что Джон касается библии не рукой, а протезом.
У бедняги не хватало одной руки. Потерял на войне, сэр. Но судья плевал на это. Его всего перекосило, он позеленел от злости и заорал, что еще никогда не видывал подобного гнусного богохульства и пусть этот негр убирается вон, покуда он его не упрятал в тюрьму за оскорбление бога и суда. Не повезло мне, сэр, не повезло…
А тут еще у машины выискались новые непрошеные защитники. Эти, знаете ли, бравые молодчики в кожаных крагах, которые дерут глотку, будто они цвет нашей нации, а сами прелюбодействуют с малолетними и даже друг с другом. Они готовы ввязаться в любой скандал. Главарь молодчиков ввалился ко мне в лавку и заявил, будто ему доподлинно известно, что в смерти брата Антони виновен… Кто бы вы думали? Уборщик Ното Джон! Напрасно показывал я ему медицинское заключение, где излагались все тонкости несчастного случая «поражение электрическим током жизненно важных органов». Беднягу Антони убила машина, когда он осмелился заглянуть в ее нутро. Но хулиган сказал, что я снюхался с черномазым, хочу присвоить себе патент и что меня самого надо «пощупать», а с Ното Джоном они расправятся сами. Негр при невыясненных обстоятельствах исчез из города и… пусть ему будет хорошо там, где все мы будем… Тем временем адвокат фирмы принялся доказывать на суде, что брат даже мешал машине! Мешал! Он вычитал из своих бумажек, что эти ящики, обросшие бородавками, даже возмущались поведением моего бедного брата!..
Синий мешок родил новую бумагу. Это была выписка из решения судебной экспертизы: «…Рассматривая машину, как сложный регулятор, стабильный в отношении бимодального комплекса возмущений, необходимо признать, что эта изолированная система стремилась каждый раз достичь стабильности после существенного возмущения, вызванного грубым вмешательством реального Оператора или экспериментатора, в данном случае — вмешательством ответчика по настоящему делу…»
— Потеха! Я так и заявил судье: «Потеха!» Машина возмущалась! Можно подумать, что ее нарочно дразнили или щекотали под мышками и что именно за это редкое удовольствие брат Антони выкладывал кучу денег. Да и как могут эти пупырчатые ящики, эти жестяные коробки возмущаться? Нет уж, я не так прост, как вам кажется! Пусть почтенный суд покажет мне автобус, который бы сам пререкался с полисменом или, на худой конец, мясорубку, которая бы визжала, когда в нее вместо сочного филе запихивают бараньи ребра… Я еще многое хотел выложить, но мой адвокат дернул меня за руку и зашипел, как рассерженный кот, чтобы я не смел вмешиваться в их высокоученый спор. Как он сцепился со своим коллегой! Любо было послушать тому, кто хоть что-нибудь в этом понимал. Они сражались яростно, но для того, чтобы подогревать ярость моего заступника, понадобился хороший костер, в котором сгорела и моя лавочка, и все сбережения, и деньги жены.
Чем мне теперь похвастать? Разве тем, что тяжбу называли в газетах «электронным процессом». Судебные репортеры вились вокруг него, как мухи вокруг гнилой рыбы. Они упивались моим делом, облизывали и обсасывали каждую косточку, которую им удавалось вытащить из зала суда. Я переступил порог этого зала ровно тысячу и один день тому назад.
Как в сказке… Почти три года… Я надеялся на справедливость, и надежда моя рождалась и умирала тысячу и один раз… Вы помешали мне справить юбилей, сэр, печальный юбилей… Так вот про репортеров — они остроумничали как могли. Сперва им взбрело в голову назвать всю тяжбу «процессом сорока мудрецов». Нет, не подумайте, что они были столь высокого мнения о судебной братии. «Сорок мудрецов», я вам доложу, это тоже была закавыка первый сорт… Я сохранил газету…
Пожелтевший газетный лист хранил подробности забытой сенсации: «После летних каникул возобновились заседания „электронного процесса“. Фирма признает, что программу расчетов действительно ввел в машину покойный Антони Аттербери, но категорически утверждает, что данное обстоятельство ни на йоту не уменьшает ее претензий. Действительно, что такое программа, вводимая в любую счетно-аналитическую машину?
Это всего лишь серия вопросов, на которые машина незамедлительно выдает исчерпывающие ответы. Доктор Болхо, представляющий интересы фирмы, знает свое дело и парадоксален, как всегда. Он извлек, на свет старинную восточную пословицу; „Один дурак может задать столько вопросов, что и сорок мудрецов будут не в состоянии на них ответить“. Разумеется, старина Болхо уподобил машины фирмы „Силко-Корпорэйшен“ собранию сорока мудрецов. Что же тогда остается на долю Антони Аттербери? Незавидная роль глупца, задающего, уйму хаотических вопросов.
Адвокат, защищающий интересы покойного, не может согласиться с казуистическими доводами доктора Болхо. Схватка двух юристов продолжается.
Кто будет валяться на полу ринга, поверженный тяжелой перчаткой научной аргументации?»
— Мой защитник тоже не ходил в простачках.
Он заявил, что любой инженер тысячу раз в день задает вопросы своей логарифмической линейке.
Но разве еженедельную получку выдают линейкам?
Или, может быть, отдел найма и увольнения сотрудников той почтенной фирмы, которую представляет доктор Болхо, нанимает на работу вместо инженеров толпу линеек? Он смаковал эти линейки, всячески издеваясь над Болхо. Он представлял в лицах, как линейки в свободное время рассказывают анекдоты про своих инженеров или, надев новенькие подвенечные футляры, идут попарно к алтарю, чтобы затем законным образом произвести на свет маленькие линеечки. Он устроил форменный балаган из логарифмических линеек и в ворохе насмешек утопил доктора Болхо. Правда, тот пытался проскрипеть что-то про непонимание его ученым коллегой простейших основ кибернетической математики или математической кибернетики… Или еще чего-то в этом роде. Сдается мне, судья и сам не очень был силен в подобных делах и проглотил доводы моего адвоката так легко, словно кусочек отличного рыбного студня. Они пришлись ему по вкусу, эти доводы, и надежда вновь вспыхнула во мне. Я приободрился и уже представлял себе, как куплю жене брата и его малютке новенький домик на Брэдфордском озере. Даже зашел как-то в контору по продаже недвижимости.
