Георгий Гуревич - Борьба с подземной непогодой

Как только вертолет взлетел, открылся замечательный вид на горы. Повсюду, на север и на юг тянулись хребты, вздыбленная, измятая, расколотая земля, древние полуразрушенные вулканы с озерами в кратерах, с вершинами, сорванными взрывом, изъеденными талой водой. А над всеми возвышался ровный, чуть закругленный конус Горелой сопки. Снежная вершина ее четко выделялась на темно-синем небе. Возле самого кратера вился легкий дымок, а ниже, зацепившись за склоны, висели плотные облака. Снег не везде удержался на крутых склонах. Он лежал в размытых водой ущельях, покрывая конус белыми жилками, а между этими жилками виднелись красновато-лиловые потеки застывшей лавы.

Внизу тянулся темно-синий лес, утопающий в сугробах. Виктор разглядел подвижную черточку — собачью упряжку и мысленно представил себе, как он прокладывает путь с холма на холм через эту чащу, как карабкается на этот склон, переставляя лыжи елочкой, как перебирается с лыжами на плечах через этот каменный обвал. Вертолет избавил его от трудного пути.

На склонах вулкана лежал ледник. Запорошенный вулканическим пеплом лед казался грязным и только в трещинах сиял зеленым или голубым цветом удивительной чистоты. Ледники перемежались бугристыми потоками застывшей лавы и осыпями хрупких обломков. Затем пошло фирновое поле.

Не долетая двух километров до вершины, пилот посадил вертолет на плотный крупнозернистый снег.

— Рисковать из-за вас не буду, — сказал он строго. — Берите кислородные приборы, дальше пойдем пешком.

С непривычки на высоте у Виктора кружилась голова, казалось, что уши набиты ватой. Но он хотел тренировать себя и от прибора отказался.

— Возьмите, не храбритесь, — сказал летчик настойчиво. — В обморок падают внезапно, а мне неохота тащить вас.

Они двинулись вперед. Шли неторопливо, размеренно переставляя ноги, и глубоко дышали в такт: вдох — выдох, вдох — выдох. На их пути не было отвесных стен и крутых скал — только пологий склон, усыпанный плотным снегом. От беспрерывного подъема уставали колени и сердце, но стоило остановиться — и чистый горный воздух быстро развеивал усталость.

Однако вскоре воздух стал не таким уж чистым. Довольно ясно почувствовался едкий запах окислов серы. Вскоре пошел снег. Пришлось брести в тумане, в какой-то каше из мокрого снега, теплого пара и сернистого газа. В горле першило, хотелось кашлять, никак не удавалось перевести дыхание, каждый метр добывался с величайшим трудом. Но вот подъем кончился. Ковалев и Виктор стояли на краю кратера.

У их ног лежала круглая котловина, диаметром около 200 метров и глубиной — около 20. В стороне темнели жерла. Время от времени из них вырывались клубы пара и тучи пепла и камней. Камни взлетали фонтаном с четверть километра высотой. На фоне горы они казались красноватыми, а в синем небе — черными. От беспрерывных взрывов дрожала гора.

Неподалеку ледяные глыбы вперемежку с вулканическими бомбами образовали нечто вроде лестницы. Летчик попробовал верхние глыбы ногой и махнул Виктору:

— Разве можно спуститься? — спросил его Виктор. Он был новичком здесь и не знал, где границы дозволенного риска.

Дно кратера покрывал рыхлый пепел. Летчик и Виктор утопали по колено. Виктору было страшновато. Все казалось, что податливая почва провалится под ним, что он утонет в пепле с головой. Но летчик шел впереди, разгребая теплый пепел меховыми унтами. Виктор предпочел бы умереть, но только не показать себя трусом. Они остановились, не доходя полусотни метров до жерла. Хорошо видны были отвесные стены, уходящие в глубину. Оттуда из таинственного сумрака вырывались темно-красные камни. Жерло грохотало, как поезд на мосту.

Страшно было стоять здесь на тряской и сыпучей почве у самого входа в недра вулкана. Виктору захотелось сказать: «Уйдем скорее. Я уже насмотрелся». Но он пересилил страх и заставил себя двинуться вперед.

Летчик поймал его за рукав.

— Ты, парень, зря не рискуй. Погибнешь по-глупому. Это не шутки. Тут смерть рядом ходит.

В эту минуту кратер вздрогнул, послышался страшный грохот, как будто сорвалась каменная лавина. Целый сноп вишнево-красных камней вырвался из жерла… Летчик и Виктор кинулись бежать. Им показалось, что весь кратер проваливается. Рыхлый пепел поддавался под ногами, они падали, барахтались. Рядом и впереди шлепались еще не остывшие камни.

Сердце колотилось в груди, не хватало воздуху, но не переводя дыхания, они взлетели вверх по ледяной лестнице. Жерло дымило, как фабричная труба, пар заволакивал кратер, круглая чаша постепенно превращалась в озеро, заполненное туманом.

Летчик покачал головой и засмеялся принужденным смехом.

— А я уж думал — конец пришел. Еле ноги унесли.

Виктор заглянул ему в глаза и понял, что не стыдно было испугаться.

— Опасная игрушка — поддакнул он.

Но летчик уже не думал об опасности. Он глянул на часы и сказал озабоченно: — Пошли, надо спешить. Тася не любит, когда опаздывают к обеду.

И все-таки Виктор был чуточку разочарован. Мечтая о путешествиях, он настроился на подвиг, на суровую, полную лишений жизнь. Поездка на Камчатку представлялась ему незаурядным предприятием. Он снисходительно взирал на соучеников, чьи пути кончались на Урале или в Западной Сибири.

И вдруг, вместо палатки с водой, замерзающей в чайнике за ночь, он оказался в хорошем бревенчатом доме, где люди спали на мягких тюфяках, под простынями, кушали три раза в день досыта за столом, покрытым скатертью, могли отдохнуть после рабочего дня за шахматами или с книгой в руках.

По вечерам обычно все собирались в столовой, слушали московские передачи для Дальнего Востока или нескончаемые рассказы Петра Ивановича о поисках полезных ископаемых в Якутии, на Кавказе или в Хибинах, о снежных лавинах в Карпатах, о пурге на Таймыре, о землетрясении в Ашхабаде, об охоте на тигров в болотистой дельте Аму-Дарьи и на китов в Беринговом море, о непроходимых болотах и непроходимых пустынях, которые необходимо было пройти. Виктор слушал восторженно, летчик — с недоверчивой улыбкой. Как-то не верилось, что Петр Иванович — этот пожилой медлительный и добродушный человек, любитель поспать и хорошо покушать, мог пережить такие приключения.

— А вы не вычитали это у Майн-Рида? — спрашивал летчик.

Ковалеву было уже под сорок — для летчика критический возраст. В прошлом он был испытателем и истребителем, на войне сбил 26 вражеских самолетов и сам трижды выбрасывался из горящего самолета, был контужен, один раз сломал ногу. Но сейчас его летная жизнь подходила к концу и с каждым годом ему все труднее было проходить через медицинскую комиссию. Он нарочно забрался подальше от врачей, в глушь, на зимовку к вулкану, где он был на целый год избавлен от выслушиваний и выстукиваний.