— Ну, из учебника.
Женька фыркнул. Ксанка быстренько вынула «Алгебру» и открыла наугад.
— Например. Может ли сумма квадратов двух последовательных натуральных чисел быть равна сумме четвертых степеней двух других последовательных натуральных чисел?
— Нет, разумеется, — сказал Женька. — Никогда эти суммы не могут быть равны. Из-за такой ерунды лампы жечь!
— С ума сойти! — сказала Ксана. — Ну, хорошо, задачки ему нипочем. А еще чего он может? Погоду предсказывать?
— Сейчас он и дважды два не может. — Хмурый Женька протиснулся между шкафами и стал рыться в ящике, выбирая детальки, похожие на ногастых жуков, и близко поднося их к глазам. — Это же нужно суметь — до такого состояния довести машину! Это не люди, а…
— Ну, все-таки, все-таки, — тянула Ксана, — когда наладишь, — сможет погоду?
Женька пожал плечами:
— Какая разница — погоду или породу? Или моду?
Ксана вся подобралась и уставилась на Женьку так, словно это был не Женька, а не знаю кто.
— Моду?!
— Какую моду?
— Ты же сам сказал: моду!
— А, возможно… Это ж не люди, а питекантропы!
Ксанка спрыгнула со стола, положила ему на плечи руки и близко заглянула в лицо.
— Евгений! Сделай это для меня…
Баранцев покраснел и отступил к стене.
— Что сделать?
— Чтоб моду предсказывала.
Женька искренне удивился.
— Не вижу процесса. Штаны и платья, от холода — пальто, а летом — плавки. Что предсказывать?
— Господи! — закричала Ксана. — Да ты хуже питекантропа! Хуже! Я прошлым летом сшила отрезное с байтовыми складками, так теперь в нем только на воскресники ходить!
— Абсолютно не понял, — сказал Женька.
Тогда я говорю (меня это, конечно, тоже захватило):
— Жень! Ты вдумайся. Древние римляне в чем ходили? В тогах и туниках. Мушкетеры щеголяли в плащах и шляпах с перьями. Цари носили мантии, Наполеон — треуголку, а Ломоносов — парик с косой. Купцы облачались в кафтаны, дворяне — в камзолы, а бояре — в шубы до полу, не знаю, как называются. Всякие там Людовики обожали панталоны с кружевами, Петр Первый предпочитал ботфорты, Чичиков разъезжал во фраке брусничного цвета с искрой, Анна Каренина танцевала в черном бархатном платье, Маяковский изобрел желтую кофту, а у Володьки Дубровского сзади на «техасах» Ким Новак.
— Любопытно, — сказал Баранцев, помолчав.
Тогда Ксанка решила перейти на язык математики:
— Раньше был моден рукав три четверти, а теперь семь восьмых.
— Чувствительность маловата, — деловито сказал Варанцев. — Это нужно еще полсотни триггеров в пятый блок, а где их достанешь?
Но Ксанка уже не слушала.
— Ря-ря-ря! — пела она. — Все будут, как сегодня, — а я как через год! Все как через год — а я как через десять!
Она вытанцовывала посреди подвала: крутила коленками, отбрасывая пятки — хоп-хип! — коричневый подол влево, черный фартук вправо, коса вывалилась из шпилек и моталась по шине золотым маятником. Потрясающее было зрелище!
Жаль — Баренцев не видел.
Но он уже ничего не видел: он вглядывался и вслушивался в нечто неведомое нам. Не знаю уж, что представляется людям, у которых половина учебников математики ушла в безусловные рефлексы и освободившаяся голова может выдумывать, что хочет. Виделись ли ему туманные потомки в крылатых одеждах, или беззвучные перемигивания электронных ламп, или поблескивающие, сливающиеся вдали, словно рельсы, ряды небывалых формул, — не знаю. Во всяком случае, я дернула Ксанку за руку, и мы тихо-тихо вышли из подвала, твердо уверенные, что история с модами только начинается.
Действительно, назавтра, на переменке, Баранцев говорит:
— Я обдумал эту штуку. Эта задача не имеет алгоритма. Тут можно попробовать принцип Дриппендроошена и работать в вероятностном режиме с беспорядочным статистическим подбором, а дальше экстраполировать по Мюмелю.
— Понятно, — нахально сказала Ксанка.
— В общем это интересно, — продолжал Баранцев. — Попробую. От вас требуется информация: от древнего Египта, ацтеков и шумеро-вавилонян до наших дней. Понимаете? Параметры платьев, диаметры шляп и каблуков, всякие там оттенки и другие ваши тонкости. Эвересты информации. Сделаете?
Мы потешно закивали.
Женька пошел, но обернулся.
— Да! На десять лет вперед не предскажется.
— А на сколько предскажется? — спросила Ксана. — На будущее лето — предскажется?
— При прогнозе на ближние сроки, — сказал Баранцев, — ошибка по отдельным деталям составит пятьдесят-шестьдесят процентов. На пятьсот лет вперед — еще туда-сюда. А вообще лучше на тысячу.
— Господи! — воскликнула Ксана. — Неужели на тысячу лет вперед легче предсказать, чем на десять?
Женька поморщился.
— Долго объяснять. Решайте: тысяча лет — устраивает?
По Ксаниному лицу пробежали, сменяя друг друга, разочарование, растерянность, краткое раздумье и, наконец, гордость.
— Тысяча лет! — прошептала она. — С ума сойти… Тысяча!
И началось… И пошло!.. Теперь вместо кино и катка, вместо сна, еды, уроков и мытья посуды, вместо чтения «Антологии современной фантастики», наконец, я рыскала по музеям и библиотекам.
Моя бабушка переводила Ксанке первый в истории модный журнал — «La dernier mode» 1873 года издания:
— Pendant cette saison les decolletes les plus piquants seront les plus francs. О! Ах, Ксюша, представь, мадам Маргерит де Понти предлагает декольте с кружевным бантом!
У Ксанки появился новый поклонник — студент с истфака, некто Рома, изысканный и томный молодой человек. Когда бы Ксанка ни выходила из школы, он ждал ее на углу.
— Видите ли, Ксаночка, — говорил он, прижимая к своему боку ее локоть, — буржуазные ученые выдвинули несколько, с позволения сказать, «теорий» происхождения одежды. Они, например, пытаются объяснить ее возникновение чувством полового стыда. Это же — ха-ха-ха!..
Володька Дубровский, у которого обнаружилась тётка-уборщица в Доме моделей, приводил Ксанку на закрытые просмотры и срисовывал для нее уникальные образцы.
Брат Немы Изюмова делал фотокопии ценных рефератов по истории вопроса.
А Вадим Николаич — вы представляете! — в воскресенье, накануне Ксанкиного дня рождения, слетал в Ленинград и купил в Эрмитаже репродукции всех картин, на которых женщины были хоть во что-нибудь одеты.
Последним эпизодом Ксанка любила прихвастнуть при случае.
Правда, обязательно добавляла, доверительно понизив голос:
— Только ты никому, ладно?
Никто из них не вникал, зачем Ксане все это понадобилось. Каждый, как мог, зарабатывал ее улыбку. Собственно, полностью в курсе дела были мы трое. Баранцев ушел в вычисления и только покрикивал на меня: мол, недостаточно быстро поставляю информацию. От Ксаны толку было мало; впрочем, ее слово было впереди, на последнем этапе: она должна была явиться на наш школьный выпускной бал во всем блеске моды Тридцатого века!
