Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид? Что происходит в санатории? Пока он болел, тут произошла культурная революция! Скамейки красятся радугой, хотя положено зеленым; дворники моют голых девок; какой-то таинственный худсовет собирается сносить ни в чем не повинного шахтера... и все это называется "вид на Мадрид"?
- Только через мой труп вы снесете шахтера! - тихо сказал Коробейников.
- Ну при чем тут трупы? - поморщился заслуженный деятель искусств.
Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть дверью, но ее еще неделю назад унесли к плотнику на ремонт. Где этот бездельник? Опять спит на пляже?
В коридоре Коробейникова догнал главврач и скороговоркой сказал:
- Никто шахтера не сносит, что вы, в самом деле... мне лично все эти статуи до лампочки, что есть они, что их нет! Сейчас таких девиц ставят в каждом парке по десять штук... мода такая! Зачем так волноваться с вашим сердцем?
- Мне плохо, я пойду домой, - пробормотал Коробейников.
Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась голая девка. Ему хотелось говорить о ней, но жена ничего в искусстве не понимала. Она искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за всех волноваться.
- Раньше бы за это намылили шею, - вдруг сказал он.
- Ты о чем? - спросила жена.
- Поставили, донимаешь, статую... Со всеми подробностями, - опять заволновался Коробейников. - Женское тело, конечно, красиво...
Он хотел развить мысль, но запутался. Красиво-то красиво, с этим никто не спорит...
Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.
Коробейников лежал на диване и думал. В голове у него завелись какие-то новые мысли об эстетических потребностях. Он никогда о них не думал. От этих мыслей ему было плохо - будто завезли новую мебель и производили в голове перестановку.
Ночью ему приснился Боря, моющий девку на профсоюзном собрании. Сердце быстро задергалось и чуть не оторвалось, жена вызвала среди ночи "скорую помощь", и Коробейников до конца недели пролежал дома.
Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах, которые позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать. Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный озабоченный народ. Возможно, он чего-то недопонимает - споры на эту тему затихли лет двадцать назад, а он до сих пор о них ничего не слышал - где, когда? Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук - подавно.
Нет, тут какая-то дальновидная государственная политика, думал Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных девок.
Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного успокоился.
Опасения Коробейникова подтвердились - в понимании искусства кандидаты наук оказались зловреднее шахтеров. А он предупреждал! Пока Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по воду, а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул ей в руку букет роз, но получилась ерунда - девкина поза под букет не подходила, - она размахивала цветами, будто подзывала к себе шахтера с отбойным молотком и парня с ядерной структурой, а те, конечно, рады стараться - прямо к ней и устремлялись, чуть не падая со своих пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня на день, а заслуженный деятель, проходя мимо девки на пляж, по-хозяйски прищуривался - все ли у нее на месте.
Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил в руке девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало только потому, что главврач смеялся над его проделкой).
Решив к девке не подходить и даже издали на нее не смотреть, Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу плотник. На доске объявлений висела художественная афиша о том, что "фантомас разбушевался", но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале может не состояться. Из открытых дверей плотницкой мастерской слышались шуршанье рубанка и на удивление серьезный Борин голос:
- Коробей появился, видел?
- Видел, - отвечал голос плотника.
- Теперь прячь стаканы, житья не будет, - вздохнул Боря. Ударение в слове "стаканы" он поставил на последнем слоге. - Вообще-то, он мужик неплохой, но прямой, как шпала. Он из-за этой статуи получит инфаркт, помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.
- Так она же красивая, - отвечал равнодушный голос плотника.
- Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.
Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения дворника. "В самом деле, пусть стоит, - подумал он о девице с бедрами. - Красиво? Красиво. Значит, пусть стоит".
То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели к ней, но вскоре он опять очутился у статуи. Сопротивляться было бессмысленно, что-то его туда притягивало. Около нее прямо в клумбе стоял незнакомый бородатый молодой человек, курил трубку и под руководством заслуженного деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.
- Кувшин отбили, - неприветливо объяснил заслуженный деятель, когда Коробейников приблизился. - Некоторые граждане не видят разницы между голыми девками и произведениями искусства. Варвары!
Коробейников принял эти слова на свой счет, но промолчал и нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее каменного лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.
- Это из ваших? - спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.
- Мой лучший ученик, - с гордостью объяснил заслуженный деятель. Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.
Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.
- Все мы немножко Пигмалионы, - вздохнул заслуженный деятель. Носимся со своими скульптурами и чего-то ждем от них. А некоторые в кавычках ценители искусства первым делом спрашивают - сколько же она стоит, эта статуя, в денежном выражении?
Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.
- Не так уж и много, - усмехнулся заслуженный деятель.
Молодой бородач плюнул в клумбу.
- Когда я был в Австрии, - вдруг неожиданно для себя сказал Коробейников, - то насмотрелся там на этих... кюфр... курфр... курфюрстов. На лошадях. Там в каждом городе в центре сидит кто-нибудь на лошади. Такая традиция. Как у нас с веслом, так у них на лошади.
- Вот именно! - с интересом подхватил заслуженный деятель. - У германцев свой шаблон. У них тяжеловесный стиль, давит. Кстати, а в Австрию путевка сколько стоит?
- Не знаю, - удивился Коробейников. - Я там был не по путевке.
