— Ну, и при чём тут скарр? — Спросил Соф.
— А при чём Тартра? — Ответила я ему вопросом на вопрос.
— Видишь ли, Саня, но здесь мы решаем проблему Тартры — напомнила мне Ари.
Я взбесилась, у меня даже в глазах потемнело от возмущения.
— Но почему здесь? Если проблемы у Тартры, то и решать их надо на Тартре! Здесь — то мы что ищем?
— Так решили Наставники — робко напомнил Шарт.
Можно подумать, что я этого не знаю. А тут еще погода испортилась, похолодало, гроза вот — вот начнётся. Кому нужна гроза на мёртвой планете? Кому здесь нужен дождь? Но это всё — же лучше, чем адская жара на Тартре в окружении всех её кровожадных обитателей. На Тартре мы прожили всего лишь неделю, но мне этого хватило с головой Мы прибыли туда в своих собственных телах, поскольку Тартра входит в Союз Разумных Миров и удивить их сомнительной внешностью трудно. От невыносимой жары сразу же испортилось настроение, и плюс к тому же жили мы в подземном городе, что тоже никого не радовало, кроме Ари. Но под землёй сразу стало легче. Но вот. Что меня поразило больше всего — это город. И, хотя город этот был погружён в вечные сумерки, он был великолепен! На Тартре только под землёй можно было найти нормальные растения и воду. Моря, озёра, реки — всё это находилось на Тартре не на поверхности, а под землёй и там же располагались города «кротов» — так я их про себя назвала.
Старик Император принял нас в необъятном рубиновом зале. Искусственный свет преломлялся в кристаллах, и багровые блики создавали иллюзию пожара и хоть как — то скрашивали смертельную бледность сидящего на троне человека. У него были длинные волосы, совершенно седые, сморщенное лицо, сухая, почти неживая кисть держала ватху — символ монаршей власти и ничто не выдавало в этом тщедушном человеке величайшего из смертных, правителя одной из самых высокоразвитых цивилизаций — императора Ратира.
Но меня интересовал не столько сам император, сколько ватха. Это был плоский металлический диск, внутри которого неизвестный ювелир поместил необычный камень круглой формы. Левая часть камня была ярко красной, и казалось, что внутри прыгают искры, заключённого в темницу всепожирающего пламени, а вторая половина камня была снежно — белой и внутри неё лениво шевелились облака.
— Наш мир очень древний и не всегда здесь было так, как сейчас, — Голос императора, казалось, принадлежал другому человеку, сильный звучный — голос молодого, уверенного в себе человека, а вовсе не дряхлого, высохшего старика. — Наши далёкие предки когда — то жили на поверхности Тартры. До сих пор там, наверху остались руины древних городов и остатки дорог. Но постепенно климат изменился, а вода ушла с поверхности планеты в глубь Тартры, и нам тоже пришлось уйти под землю. И здесь мы сохранили свой мир таким, каким он был давным-давно, а на верху всё поменялось. Растения и животные трансформировались, приспосабливаясь к новым условиям, изменились те люди, которые остались на поверхности. Мы тоже видоизменились. А теперь — о главном.
Он замолчал. Мы терпеливо ждали продолжения.
— Уже два года, как на Тартре не рождаются дети, а те, кто родились, оказались мёртвыми. Наши учённые провели все мыслимые и немыслимые исследования, но так ничего и не нашли. Мы думаем, что причина кроется где — то на поверхности, но там мы ничего не можем сделать — мы не приспособлены к жизни на поверхности, да и верхние люди нам не очень рады. Я прошу вас отправиться наверх и выяснить в чём тут дело.
Ах, ты — ж старый пердун! Как лихо он всё придумал! Они, значит, своими жизнями рисковать не хотят, а нашими, получается, можно. Я собиралась сказать всё это прямо в лицо императору, но Шарт вовремя дёрнул меня за руку, и я прикусила язык. Ладно, хрен с ним, промолчу пока, но потом я всё равно скажу этому старому козлу всё, что я о нём думаю.
Когда мы вышли из рубинового зала, Шарт набросился на меня:
— Ты, что, с ума сошла?! Это же император! Что ты о себе возомнила?!
Соф усмехнулся, догадываясь, что последует за этим.
— Император? — Заорала я. — Это он для тебя император, ясно? А для меня он — старый, гнусный козёл. Своих он жалеет…. А нас, значит, можно хоть в мясорубку.
— Но я — то иду с вами!
— Ну, и тебя заодно. Одним больше, одним меньше, какая ему разница?
— Дура! — Выразительно сказал Соф. — Если бы ты не была такой щепетильной и, как все нормальные люди, слушала чужие мысли, ты бы, милая моя, знала бы, что Шарт — сын императора. Заметь — единственный сын, можно сказать, наследник престола.
Ну, ни фига себе! Среди нас, оказывается, принц крови!
— И, что, мне его теперь называть «ваше высочество»? — Спросила я нервно.
— Совсем не обязательно — успокоил меня Шарт.
Наверх не хотелось никому. Шестидесятиградусная жара — это ещё не самое страшное, гораздо больше меня пугали хищные растения верхнего мира и, что бы мне ни говорили все остальные, я точно знаю, что растения не должны есть людей, вообще никого не должны есть! Деревья, цветы, кустики, ну что в них может быть страшного?..
— Ха, — усмехнулся Шарт, — ты ещё местных зверюшек не видела.
Точно, не видела, и видеть не хочу. Подозреваю, что местные зверюшки ещё хуже, чем местные растения.
Решено было подняться на поверхность ночью, когда будет хоть немного прохладнее, а до ночи нужно было успеть перестроить свои тела для этого непростого дела. Если Ари и Соф превосходно видят в темноте, то мы с Ирфом не так хорошо ориентируемся ночью. А ведь ещё надо подогнать кожу под местный климат, чтобы не сгореть.
Я тупо смотрела, как меняются мои глаза — становятся большими и жёлтыми, а кожа потемнела, и меня уже невозможно было узнать. Вообще — то неплохо получилось.
— Ты похожа на нурга — услышала я за спиной голос принца, вернее Шарта.
— Это ещё, что такое?
— Не что, а кто. Нурги — это верхние люди. Сам не понимаю, как они ухитряются выживать в таких условиях!
Я тоже этого не понимаю, как, впрочем, и того, как люди нижнего мира умудрились достичь такого уровня развития, живя в совершенно неестественных условиях: без солнечного света, под землёй.
Шарт похож на привидение — такой же бедный и хрупкий. Мы шли с ним по коридорам роскошного дворца. Он рассказывал о жизни на Тартре, и я тихо приходила в ужас. Мне не хотелось подниматься на поверхность!
Я думаю, что мы сами превращаем свою жизнь в ад и ожидание неприятностей гораздо страшнее самих неприятностей — именно это со мной и происходило. Бледная рука, схватившая меня за плечо, оказалась на удивление сильной.
— В чём дело?
— Я хочу сказать, что ты права. И самое трудное — это сделать первый шаг. Когда мы окажемся на поверхности, станет гораздо легче.
