— Менделеев ты мой, — пробормотала Надя, стараясь не засыпать слишком вызывающе.
— Менделеев лифты не изобретал… — Олег не старался.
— Менделеев свою таблицу во сне увидел…
— А!.. А ты что увидела?
— Я? — Надя чуть пожала свободным плечом. — Ничего конструктивного. Женщина в поле — и только.
И только. Она сонно вздохнула. Какой смысл рассказывать? Очень трудно передавать сны. Ей никогда не снилось ничего такого, на что подают заявки. Скажешь: холм, дорога через поле. Но разве можно передать это ощущение реальности чего-то совсем нереального, этот свет, естественный, обычный во сне. Невозможно сказать, слишком светло или слишком темно — воздух как бы наполнен невидимой искрящейся пылью, и она мешает смотреть. В поле растет что-то чужое, больше всего похожее на тростник с метелками, высокий, в полтора роста человека. Между мощными зелеными стеблями ходит женщина, наклоняется над пазухами длинных узких листьев, делает что-то непонятное. Дорога спускается с холма в четкую, но словно чем-то затуманенную даль под пустым блестящим небом, там в бархатно-коричневой долине одиноко стоит огромное белое здание со множеством остроконечных башенок, выстроившихся вдоль краев гребенчатой крыши. По дороге небольшой колонной по двое спускаются как будто дети… нет, детского в них только рост. Это вставшие на задние лапы бурые ящерицы с поблескивающей чешуей, и у каждой за плечами что-то вроде котомки или ранца. Женщина приветственно машет колонне рукой, потом возвращается к своему занятию. Из то ли яркого, то ли темного воздуха выныривает птица без шеи, больше всего похожая на рыбу с голубиными крыльями, у нее большие выпуклые глаза и гладкие перья из множества поблескивающих продолговатых чешуек. Птица кружит над головой женщины, роняет длинное перо, та, смеясь, подхватывает его, втыкает в волосы. Потом бросает вверх пригоршню зерен, над зернами раскрываются светлые пушистые парашютики, они медленно планируют вниз. Рыбоптица суетливо ловит их, рыская в воздухе, женщина смеется…
— Олег!
Он резко повернулся к жене, вдруг судорожно вцепившейся в его плечо.
— Ты что?
— Вон она! Ой…
— Кто?
— Женщина… Та женщина, которая мне приснилась…
— Фу ты! — он облегченно вздохнул. — Можно ли так пугать?
Но стиснутые пальцы не собирались разжиматься.
— Ты посмотри!
Он посмотрел.
На соседней скамье в конусе фонарного света одиноко сидела, поджав ноги, женщина… или что-то вроде женщины. Платье на ней расцветкой, материалом и покроем больше всего напоминало матрасный чехол, впрочем, отделанный по всем каемкам и подпоясанный чем-то радужно поблескивающим. В гладких и коротких, но очень густых волосах неопределимого при тусклом искусственном освещении цвета выделялось какое-то украшение, словно собранное из жемчужно-блестящей рыбьей чешуи. Но главное — лицо. Четко видное в профиль, с крупными чертами, оно, хоть и по-своему не то чтобы некрасивое, попадало с пугающей точностью на грань между человеческим и нечеловеческим. Если бы Олега спросили, как по его мнению должна выглядеть нечистая сила, он нарисовал бы мысленно что-то очень похожее.
И тем более странным выглядело на этом лице — да и во всей фигуре совершенно человеческое выражение недоумения и растерянности, даже, пожалуй, паники. Блестящие кромки одежды шевелились, выдавая тяжелое учащенное дыхание. Взгляд странно матовых глаз метался, оставаясь при этом пустым, как у слепой.
— Ну и ну, — проговорил Олег. — Кого только в аэропорту не увидишь… Она, должно быть, из какого-нибудь Восточного Суринама час назад прилетела.
— Ты что, не понял? — нервничала Надя. — Она снилась мне!
Он досадливо мотнул головой.
— Ты просто заметила ее краем глаза, прежде чем заснуть. Так бывает. Ты же не боялась ее во сне, верно?
— Во сне… Во сне все, как так и надо!
Она вспомнила колонну ящеров с заплечными мешками и еще глубже впилась пальцами в олегово плечо.
— Ты мне синяк поставишь, — он осторожно высвободился и обнял жену одной рукой. — Значит, она в таком милом наряде, снилась тебе в поле? Интересно, что она там делала?
— По чем я знаю? По-моему, прививала кукурузу.
Олег, недостаточно искушенный в сельском хозяйстве, не сумел оценить это предположение по достоинству. Он всмотрелся еще раз. Цвет кожи при таком освещении неясен — только и понятно, что не черная — но раса, определенно, чужая. Индианка, наверное. Сама, бедняга, не в своей тарелке.
— Посмотри, как дышит, — шептала Надя, выглядывая из-за его плеча, словно из окопа. — Там воздух не такой.
— Где там?
— Во сне…
Олег повернулся к ней.
— Знаешь, что?..
Он собирался посоветовать жене лучше поспать еще и увидеть что-нибудь попроще, но все его мысли и намерения вдруг начисто отсек короткий и не очень сильный мелодичный звук.
Не поняв еще, в чем дело, Олег метнул инстинктивный взгляд в направлении звука, и успел поймать в просвете распахнутых дверей вокзала знакомое — откуда? — странное треугольное лицо под валиком неестественно светлых волос. Перегорающей лампой вспыхнула в мозгу картина лестничной клетки, исчерченной косыми тенями, и солнечных бликов на винтовом валу. Не сознавая, что он делает, Олег встал со скамьи и быстро пошел к дверям. Надя оцепенело смотрела вслед. Уже на ступеньках его нагнало ее испуганное:
— Ты куда?
— Я сейчас, — отозвался он, не оборачиваясь, и вошел в полный негромкого людского гомона зал.
Беловолосый уже успел подняться на маленькую галерею — туда, где не было людей — и стоял у перил, отчетливо излучая точно такую же, разве что чуть менее паническую, растерянность, как иностранка на скамейке. Обыденный во сне костюм оказался серыми шортами и немного более светлой безрукавной блузой, волосы в электрическом свете оставались белыми, как вата. Он лихорадочно крутил в руках предмет, напоминающий многоглазую розовую мыльницу, проделывал с ним какие-то непонятные манипуляции, иногда получая в ответ сухие щелчки и фонтанчики синих искр.
Олег с усилием оторвал взгляд от этой картины, стремясь убедиться, что не угодил ненароком в приснившийся мир косых решеток и рогатых собак. Нет. Зал и люди в нем оставались своими, привычными и нормальными. На беловолосого явно никто особенно не обратил внимания — расположившаяся в углу на сумках и узлах колоритная группа людей азиатского типа в полосатых халатах и вышитых тюбетейках своими непонятными, но очень выразительными разговорами привлекала гораздо больше любопытства. Ошалело осматриваясь кругом, Олег уловил только один устремленный на галерейку взгляд и выхватил из невнятного шума только одну хрипловатую фразу: «Я всегда говорил, они там все, в Америке, чокнутые!..»
