Тишина заброшенного космодрома вдруг взрывается ревом двигателей десятков кораблей, идущих на посадку. Утреннее небо озаряется вспышками выхлопов из сотен дюз. Не верю своим ушам, не верю своим глазам… Может, это только снится? Слишком много виски было выпито вчера. Джек, старина, – мне это снится? Нет, нам с тобой не может сниться один и тот же сон. А ты сейчас лаешь, как и должен лаять старый корабельный пес в честь прилета боевой эскадры.
Сначала, выстраивая защитный периметр, садятся патрульные катера. Затем приземляются тяжелые крейсеры – основная сила и мощь Космического флота. И наконец на потрескавшемся бетоне космодрома застывает флагман – линкор «Лев Галактики». Величественный, прекрасный, непобедимый. Даже не мог мечтать, что когда-нибудь снова увижу его. Ты помнишь, Джек, какая эмблема загоралась на линкоре, когда на его борт поднимался командор-адмирал?
Платформа на воздушной подушке отчаливает от флагмана эскадры. Движется сюда, к бывшему командному пункту Космического флота. Ну что ж, раз на планете нет никого, кроме меня, то мне их и встречать. Джек, старина, у нас гости, давай-ка выйдем им навстречу.
Платформа опускается на бетон прямо передо мной. Капитан Космофлота высшего ранга сходит с нее, за ним следуют два человека, принадлежность которых к Главной службе безопасности определить несложно. По нашивкам на мундире капитана сразу ясно, что это настоящий боевой офицер, а не штабная крыса. Поневоле моя спина распрямляется, такое давно забытое ощущение.
Капитан высшего ранга отдает мне честь. Мне – простому смотрителю заброшенного космодрома «Маяк». «Земля в опасности», – говорит он. Неужели все так серьезно? Ведь это кодовая фраза. Означает наивысшую степень угрозы населению Федерации Земли.
– Империя Сириуса вышла из мирного договора. Ее космолеты вторглись в нашу зону Галактики. Десятки планет уже захвачены.
Земля в опасности. Груз прожитых лет, старые обиды – все это ничего не значащая мелочь. И пусть я всего лишь старый смотритель «Маяка», но сейчас снова нужен Земле. Джек, о нас вспомнили, дружище! Нас с тобой снова ждут в общем строю.
Один из офицеров Главной службы безопасности протягивает пакет, запечатанный сургучом. Не какой-нибудь там флеш-кристалл, а настоящий пакет. Как это принято в подобных случаях. Традиция, уходящая корнями в глубь веков. Вскрываю пакет, хотя и не сложно догадаться, что в нем. Из почетной отставки – снова в строй.
Кто-то подает микрофон, и мой голос, тысячекратно усиленный, раздается над космодромом сразу из сотен динамиков… как это уже не раз бывало раньше.
– Я, боевой пилот Алекс Рэндалл… – небольшая пауза, чтобы горло не перехватило от волнения, когда буду произносить слова клятвы, – …командор-адмирал Космического флота, принимаю на себя командование Вооруженными силами Федерации Земли и, стоя сейчас перед вашими глазами, торжественно клянусь…
– Ваша Доблесть, мне поручено на словах передать вам, – тихо говорит капитан, когда слова клятвы произнесены, – все члены Совета Федерации Земли приносят свои глубочайшие извинения за принятые ими непродуманные решения, Ваша Доблесть.
– Да ладно, дружище, – говорю ему. – Завязывай ты с этой вашедоблестью. Мы же с тобой – простые боевые пилоты. Если бы сам всегда следовал уставу, ты бы сейчас не стоял здесь. А у меня не было бы любимой медали «За спасение друга» третьей степени. Рад тебя видеть, Дэвид. Они знали, кого прислать за мной. И распорядись, чтобы Джека поставили на особое довольствие как заслуженного корабельного пса. Джек, хватит облизывать Дэвида, нам пора отправляться в путь.
Сначала в небо взмывают патрульные катера. Затем, с оглушительным ревом, взлетают крейсеры. Последним от бетона космодрома отрывается флагман. И на нем уже снова горит эмблема командор-адмирала. Лев, положивший лапу на убитого в схватке дракона.
И только ветер, перегоняя песчинки, гуляет над пустынным полем заброшенного космодрома…
* * *
…Таковы были условия, и я их принял. Никто не заставлял – мне предложили. Кто предложил – тоже не знаю. И даже не думаю об этом.
– Ты будешь творцом, продолжишь создавать новые миры. Но на каждый тебе будет дано не семь дней, а всего лишь один. Эти миры должны быть многоцветно-радужными, яркими, красочными. И ни один из них не должен быть похож на предыдущий. Сможешь?
– Смогу, – ответил не задумываясь. Ведь взамен мне предложили очень много. Нереально много. Пусть – не для меня, а для всех людей, живущих на планете Земля.
– И что тебе для этого будет нужно?
– Лишь одна старая вещь из моего прежнего мира. Ну и кофе. Только настоящий кофе, пахнущий Солнцем и Землей.
– Хорошо, но условия будут не просты. Ни единой яркой краски, ни солнечного лучика, только серый туман и дождь за окном. Ничего, что могло бы тебе помочь. Солнце должно быть в твоей душе.
– Я согласен. Лишь бы ваше обещание выполнялось.
– Что ж, по рукам. И как договорились – чем ярче будут твои миры, тем больше солнечного света будет на Земле.
И ранним утром пишу на чистом листе бумаги слово: Струна…
Ветер звенит в ушах. Нет ничего приятнее этого звука, нет ничего упоительнее свободы полета. И каждый раз, разбегаясь, с замиранием сердца делаю последний шаг. А вдруг не сработает, вдруг – это всего лишь сон. Несколько мгновений свободного падения, когда вся прошлая жизнь, как ненужная обертка, покидает тебя и остаешься один на один с ветром, с неизведанными силами природы. Вот тогда раскрываются Они – и ты летишь!
Кэрри Энн Моррис любила и ненавидела три летних месяца. Небольшой квадрат бетонной площадки за домом станционного смотрителя раскалился добела. «Нет, чтобы загорать на травке! И почему бабушка предпочитает мягкому зеленому ковру эту глупую площадку? Твердая… лежать неудобно».
Энн скучала. Журнал «Веселая команда Микки» был пролистан в пятый раз. Рядом на подстилке мирно посапывала бабушка. Тень, отбрасываемая синим с пальмами зонтом, разделила ее тучную фигуру пополам. «Ба наполовину – черная и наполовину – белая. Если смешать эти два цвета – получится все равно серый. Серые, похожие друг на друга, жаркие деньки. Скукота!»
Энн некоторое время наблюдала за медленно отступающей тенью. Представляла, что по зонту сейчас ползет крохотная улитка и тянет прохладу за своим домиком. Как только жадные солнечные лучи лизнули пальцы на ногах – девочка спряталась глубже под зонт, подтянув колени к груди. И почему лето всегда такое одинокое? Она уже написала письмо школьной подружке Мэри Стоун-Везер – понавыдумывала всяких небылиц, пожаловалась на строгий режим дня, задала трепетный вопрос – как там дела в большом городе у мальчика Дж. Конверт с маркой, на которой белочка грызет большую шишку, не первую ночь тосковал под подушкой, но бабушке все никак не приходило на почту «что-то новенькое». А идти просто так на другой конец города она не хотела.
