– Ты когда-нибудь ходил на рыбалку?
– Да, с Томом. Он берет меня время от времени и на рыбалку и на охоту.
– А он когда-нибудь показывал тебе, как делать лук и стрелы?
– Нет.
– Нет, сэр, – сказал Дил. – Надо говорить «нет, сэр». – Как это?
– Ты должен говорить «нет, сэр» или «да, сэр», а не просто «да» или «нет». Это грубо.
Мальчик опустил голову и ковырял носком ботинка грязь.
– Я не ругаюсь на тебя, – сказал Дил. – Я просто говорю тебе, как надо. Как разговаривать с тем, кто старше тебя, – говорить «да, сэр» и «нет, сэр». Ты понимаешь, сын?
Мальчик кивнул.
– И что ты мне скажешь?
– Да, сэр.
– Хорошо. Манеры имеют значение. У тебя должны быть манеры. Мальчик не преуспеет в жизни без манер. Ты умеешь читать. И писать. И ты умеешь считать – это поможет тебе сберечь свои деньги. Но манеры тоже необходимы.
– Да, сэр.
– Так о чем мы говорили? Ах да, о луке и стрелах… Он никогда не учил тебя этому, да? Ха!
– Нет, сэр.
– Ну, так это будет нашим планом. Я научу тебя, как сделать хороший лук и стрелы. Меня этому научил старый индеец чероки, и я скажу тебе – это целая наука: сделать все как положено, чтобы можно было поразить цель.
– А зачем вам лук, если у вас ружье?
– Это разные вещи, парень. Совсем разные. Лук – это забава, что-то вроде спорта по сравнению с ружьем. И по правде сказать – я не слишком люблю все, что связано с оружием.
– А мне нравятся ружья.
– Ну, что ж, это понятно. Но ружьям не нравишься ты, во всяком случае, они-то тебя не любят. Никогда не отдавай свою любовь, внимание или привязанность тому, что не может ответить тебе взаимностью.
– Да, сэр.
Мальчик ни малейшего понятия не имел о том, что говорил Дил. Дил и сам-то не был уверен, что понимает, о чем говорит. Он снова оглянулся на дверь: Мэри Лу мыла посуду, и когда сильно скребла дно кастрюли, ее зад чуть подрагивал, и в этот момент Дил впервые почувствовал себя живым человеком.
Этой ночью кровать казалась ему слишком маленькой.
Дил лежал на спине, скрестив руки на животе, в своей старой красной пижаме, которая была рваной еще до его отъезда, а во время его отсутствия подверглась нападению моли. Можно сказать – она была на последнем издыхании. Окно спальни было открыто, и проникающий в него свежий ветер давал прохладу.
Мэри Лу лежала рядом. На ней была ночная рубашка, длинная, белая, вся в каких-то цветных заплатках. Волосы она остригла когда-то, а теперь они снова отросли. Они были длинными, когда Дил уехал. Он задался вопросом: сколько раз она остригала их и сколько нужно времени, чтобы они отросли?
– Я считаю, нужно какое-то время… нужно подождать, – сказал он.
– Да, разумеется, – сказала она.
– Не то чтобы я не мог или не хотел… Я хочу сказать – я просто не уверен, что готов.
– Все нормально.
– Тебе было одиноко?
– У меня был Уинстон.
– Он здорово вырос. Он, должно быть, отличная компания.
– Да, это точно.
– Он немного похож на тебя.
– Есть что-то общее.
Дил вытянул руку и, не глядя на Мэри Лу, положил ей руку на живот.
– Ты все еще как девочка, – сказал он. – У тебя уже есть ребенок – а ты все еще похожа на девочку. Знаешь, почему я спросил, сколько тебе лет?
– Потому что ты забыл.
– Ну, это тоже, да. Но в основном – потому что ты совершенно не меняешься.
– У меня есть зеркало. Оно небольшое, но в нем прекрасно видно, что я не молодею.
– И все равно ты все та же.
– Для тебя сейчас любая женщина была бы красавицей, – сказав это, она осеклась. – То есть я не то имела в виду… Я имела в виду, что ты прошел длинный путь, в Европе, говорят, все женщины симпатичные.
– Не все. Есть симпатичные, есть не очень. Разные. И нет таких симпатичных, как ты.
– Ты когда-нибудь… ты знаешь.
– Что?
– Ты знаешь, о чем я. Когда ты был там – ты…?
– А, вот что. Да, можно сказать, я делал это. Несколько раз. Я не был уверен, что вернусь домой. И это ничего не значило, совсем. Как будто набиваешь голодное брюхо – и больше ничего.
Она лежала тихо некоторое время, потом произнесла:
– Это хорошо.
Дил хотел было задать ей такой же вопрос, но передумал.
Он попытался обнять ее.
Она не пошевелилась. Она была твердая и неподвижная – как мертвая. Дил знал, какими бывают мертвые, – ему приходилось лежать среди них и чувствовать их тела. Однажды во Франции он и два его товарища наткнулись на тело женщины, лежавшее между деревьями. Она выглядела так, будто прилегла отдохнуть или вздремнуть, на ней не было ни следа от ран, у нее были темные волосы, и она была совсем молодая. Дил присел на корточки и дотронулся до нее – она была еще теплой. Один из его товарищей предложил по очереди использовать ее, пока она не остыла. Это была шутка, но Дил направил на него винтовку и отогнал прочь.
Потом, в окопе, они были рядом – Дил и этот парень из Висконсина. Они заключили мир, и парень из Висконсина признал, что шутка была глупая, и попросил не держать на него зла, а Дил сказал, что все в порядке, и потом они заняли позиции бок о бок и говорили немного о доме, ожидая начала атаки. А потом, когда они в противогазах бежали и стреляли из винтовок, его товарищ из Висконсина словил пулю в голову и рухнул как подкошенный. И через секунду сражение закончилось.
Дил опустился перед ним на колени, снял с него противогаз, приподнял его голову. Парень прохрипел:
– Моя мама никогда больше меня не увидит.
– С тобой все будет в порядке, – говорил Дил, но он видел, что у парня снесло полголовы. Как, дьявол раздери, он может говорить?! У него мозг вытекает наружу!
– У меня письмо в кармане рубашки. Скажи маме, я любил ее… О, мой Бог, посмотри туда, звезды падают!
Дил невольно посмотрел в том направлении, куда был устремлен взгляд раненого: звезды были яркими и прочно находились на своих местах. Раздался взрыв – стреляли из пушки, земля содрогнулась, все вокруг на мгновение стало ярко-красным, будто задернули красную занавеску. Когда Дил снова посмотрел на товарища – глаза того еще были открыты, но он был уже мертв.
Дил залез к нему в карман и достал письмо. Парень поймал пулю еще и в грудь – Дил понял это по тому, что письмо было все в крови. Дил попробовал развернуть его, но ничего не вышло: письмо настолько пропиталось кровью, что разваливалось в руках. От этого парня ничего не осталось. Дил даже не мог вспомнить, как его зовут – как-то не придал значения, имя влетело в одно ухо и вылетело через другое. И вот теперь его нет, он ушел. И его последние слова были: «звезды падают». Он держал голову мертвого товарища, а мимо шел офицер, держа в руке пистолет. Его лицо было черным от пороха, а глаза ярко горели в ночи, он посмотрел на Дила и сказал:
– Во всем этом должен быть какой-то смысл, сынок… Что-то должно быть.
И пошел прочь.
Той ночью Дил думал и о своем мертвом товарище, и о той мертвой женщине. Он задавался вопросом: что случилось с ее телом? Они оставили ее там, меж деревьев. Может, кто-то похоронил ее? Или она там гнила и разлагалась? Может, муравьи сейчас растаскивали частички ее тела?
Он мечтал о том, чтобы лежать там, рядом с ней, меж деревьев. Просто лежать, уплывая с ней в черную пустоту.
И сейчас он чувствовал себя так, будто лежит рядом с той мертвой женщиной, только блондинкой вместо брюнетки, но ничуть не более живой.
– Возможно, нам следует сегодня просто лечь спать, – сказала Мэри Лу, удивляя его. – Нужно просто пустить все своим чередом. Пусть все будет как должно быть.
Он убрал от нее руки и произнес:
– Наверное, так лучше. Да, ты права.
Она повернулась на своей стороне постели спиной к нему. Он лежал на спине, скрестив руки на животе, и смотрел на перекладины потолка.
Так, без малейшего тепла с ее стороны, прошло несколько ночей. Но Дил обнаружил, что совместный сон с Мэри Лу много для него значит. Ему нравился ее запах, и нравилось слушать, как она дышит во сне. Когда она погружалась в крепкий сон, он чуть поворачивался, поднимался на локте и смотрел на нее, на очертания ее тела. Возвращение домой оказалось не таким, как он ожидал и о чем мечтал, но эти моменты, когда он в темноте смотрел на нее, были, несомненно, лучше, чем то, что происходило с ним предыдущие четыре года, со дня его ухода из дома.
Следующие несколько дней он провел с сыном в лесу в поисках подходящей ветки для лука. Одним ударом срубил ветку, показал мальчику, как с помощью топора снять кору и добиться правильного размера, как опалить прут на огне, а точнее – прокоптить дымом. Они провели в лесу довольно много времени, но если мальчику и нравилось это занятие – он ничем не выдал своего интереса. Он держал свои чувства при себе и говорил еще меньше, чем мать. Мальчик словно всегда находился на расстоянии в несколько ярдов от Дила, даже если был совсем рядом.
Дил согнул ему лук и натянул тонкую прочную тетиву, показал, как найти правильное дерево, чтобы изготовить стрелы, как собрать перья из птичьих гнезд и украсить их. Потребовалась почти неделя, чтобы сделать лук, и еще одна – чтобы высушить его и наделать стрел. Свободное от этого занятия время Дил проводил, разглядывая то, что раньше было распаханным и засеянным полем, а теперь являло собой двадцать пять акров земли, покрытой яркими цветами и маленькими деревьями, тут и там торчащими среди цветов. Он пытался представить себе, как на этой земле снова качаются стебли кукурузы.
