Папаша опасается: если я напьюсь, то расскажу матери, что он в Рединге.
Я ей в любом случае обязательно скажу.
* * *
Дорогой Никто!
Я уже неделю дома. Только что закончила перечитывать письма от людей, которых знала и любила, и рассматривать старые фотографии. Решив усугубить, я поставила запись, как разговариваю с тремя-четырьмя старыми друзьями из Рединга.
Я тогда говорила совсем иначе – как человек с другой душой. Я болтала, смеялась, была счастлива. Странно слышать старые голоса, видеть фотографии знакомых. Прежде я казалась (и была) беззаботной, умела рассказывать хорошие истории, каждый день новую. Жизнь была прекрасной по сравнению с нынешней. Тогда я по-настоящему ВЕСЕЛИЛАСЬ. Теперь я просто ХОРОШО провожу время, а не ВЕСЕЛЮСЬ.
Мне очень, очень, очень не хватает ВЕСЕЛЬЯ.
Когда я снова ПОВЕСЕЛЕЮ?
* * *
Дорогой Никто!
Сегодня умерла моя подруга по больнице, Дженнифер. Как и у меня, у нее был муковисцидоз. Дженни выглядела такой же здоровой, как я, у нас даже был одинаковый хронический кашель (кровавый). На вид мы обе казались исключительно здоровыми. Кто следующий? Кто из нас?
Дженнифер не первая моя подруга, которая умерла. Тиффани было одиннадцать, когда она умерла, Дженнифер тринадцать, Хайди умерла, прежде чем я успела толком с ней познакомиться, Сара на ладан дышит.
А остальные? Когда мы умрем? Отпущенный нам срок подходит к концу. Саре в октябре семнадцать – старушка. Тимми семнадцать – старичок. Джесс и Тиффани до своей старости не дожили. Моя старость. Как это?
Может, Дженнифер умерла вместо меня?
Что полагается чувствовать, когда кто-то умирает, особенно такой молодой и красивый? Я чувствую не совсем то, что полагается. При новости о смерти Дженнифер я испытала шок: я восхищалась ее красотой, юмором, умом, ей было всего тринадцать! Меня обуревали самые разные чувства. Я не знала, стыдиться ли, что еще жива, или радоваться, что умерла не я. Я живо помню, как Дженнифер сидела напротив – в двух метрах от меня, такое в больнице правило, чтобы мы не перезаразились, – и мы улыбались друг другу между хрипами, одышкой и кашлем. Дженнифер была моей подругой. Беседовать с ней было все равно что беседовать с собой, вот насколько мы были похожи.
Сейчас, думая о Дженнифер, я представляю ее в гробу. Вижу ее большие внимательные глаза с закрытыми и зашитыми веками. Вижу ее в очень красивом белом платье, с руками, сложенными на груди. Вижу блестящие темные прямые волосы с бликами от флуоресцентных ламп, под которыми мы сидели в клинике. Дженнифер кажется удивительно ЖИВОЙ.
Трудно осознать, что ее тело гниет в гробу. Она гнила при жизни, как и я, – мы гнием с момента зачатия. Болезнь и инфекции выели ее изнутри. Но мы больше своей болезни – у нас есть души. У Дженнифер была душа. Где-то она теперь?
Надеюсь, ее душа прочтет эти строки.
* * *
Дорогие Дженнифер, Тиффани, Хайди и другие ангелы, безвременно унесенные муковисцидозом!
Вы со мной каждую минуту каждого часа каждого дня. Минута без вас – это минута без воздуха, без гравитации и жизни. Редко бывает, чтобы я о вас не думала, но даже в эти кратчайшие миги душа каплями утекает в бездну мук и одиночества.
Нет несчастья столь мучительного и терзающего душу, как ваше отсутствие. Вы не просто моя опора и защита на этой ускользающей земле: мы существуем где-то вдали от этого отвратительного мира с его безумным бардаком и стойкой ненавистью. Нас ждет собственный рай, куда мы можем войти только обнявшись. Мрачная реальность стеной отделяет нас от истинного дома, но мы с вами знаем дорогу. Вы ушли в рай первыми.
Подождете ли вы меня? Станете ли светить мне с небес так же ярко, как сияли на земле? Я буду искать вас, когда попаду туда. Я буду искать зажженный светильник над вашим крыльцом и пойду на его свет.
Покойтесь с миром.
* * *
Дорогой Никто!
Мне семнадцать лет. СТАРУШКА. Я старая, но прекрасно сохранилась. Я дожила до старости. Вот вы в шестнадцать многих своих ровесников хоронили? Одного-двух? У меня мертвых друзей по пальцам не перечесть! Сказать, каково, когда все твои друзья либо умерли, либо медленно умирают от муковисцидоза, который жрет и меня?
Не может быть, чтобы Бог уготовил мне столько боли. Пожалуйста, пожалуйста, ну, что я сделала? Помогите мне. Помогите им. Помогите нам. Помогите нам, ибо мы в аду! Никто не в силах нас спасти, даже умные приборы, даже таблетки, даже бесконечные одинокие больничные ночи.
Помогите нам!
Почему вы здоровы, а мы умираем?
* * *
Дорогой Никто!
Смерть Дженнифер подняла в душе муть, с которой я не умею справиться. Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ. Когда что-нибудь происходит (как с Дженнифер), все летит в тартарары, и меня охватывает смертельный страх. Я до сих пор не в силах поверить, что только меня прокляли таким ужасом, а остальные типа ни при чем. Я чую близкий предел – свою смертность. Мне не узнать, каково быть пожилой, иметь детей, выйти замуж. Я скоро умру, как Дженнифер. Средняя продолжительность жизни при муковисцидозе – тридцать два года, и это у тех, кто заботится о своем здоровье, чего я никогда не делала.
Если бы за мной гнался маньяк с топором, ножом, пистолетом – да с голыми руками, я бы убегала, дралась или хоть звала на помощь. Представьте панику в подобной ситуации! Так вот, у вас такой страх продлится несколько минут, а я с ним живу, не имея возможности убежать и спастись.
От муковисцидоза не убежишь. Бороться с муковисцидозом лечением и госпитализациями означает фактически подчинить свою жизнь лечению, причем чаще всего бесполезному. Если успеешь вытащить трубку изо рта и позвать на помощь, тебя услышат либо тяжелобольные, у которых нет сил откликнуться, либо уже мертвые. К тому же врачи, медсестры и соцработники кладут нас, убогих, в отдельные палаты, заявляя, что это делается в НАШИХ интересах.
Ну, и как мне жить дальше – с катетером в руке, таблетками во рту, помутневшим зрением и болью во всем теле? Как это вынести?
Вчера по телику кто-то спросил: «Как можно влюбиться в человека, который одной ногой в могиле?»
Кому я нужна?
Кто меня полюбит?
* * *
Дорогой Никто!
Всю жизнь, пока другие дети запоминали пустяки вроде кодов в видеоиграх, я пыталась запомнить, сколько кубиков какого раствора набирать в шприц.
Пока другие дети учились играть в футбол и баскетбол, я усваивала, что если вколоть троглитазон с инсулином и повисеть вниз головой, пока тебя лупят по бокам, мокрота отходит лучше. Приходили незнакомые люди в спецодежде и держали меня вниз головой, чтобы усилить отток, и четыре раза в день били меня в течение часа, пока не становилось больно вдыхать. Чем сильнее меня лупили, тем больше шансов было прокашляться, а кашель – лучшая защита от моего заболевания. Кашлять было адски больно, мышцы и ребра ныли неделями, а от висения вниз головой начались головные боли.
