Затем началось преследование. Казалось, что оно не кончится никогда. Они гнали нас по деревьям, все их племя, и почти поймали нас. Мы были вынуждены спуститься на землю, и здесь у нас было преимущество, поскольку они и в самом деле были Древесными Людьми, жителями деревьев, они имели там преимущество, но зато мы брали над ними верх на земле. Мы бежали на север, а они выли у нас за спиной. Пересекая открытые места, мы отрывались от них, но в кустарнике они догоняли нас и не раз было, что мы шли вровень. Во время преследования мы поняли, что мы тоже не такие как они, и между нами совсем не было взаимного сочувствия.
Погоня продолжалась несколько часов. Лес казался бесконечным. Мы держались поближе к полянам, насколько это было возможно, но они всегда переходили в еще более густой лес. Иногда мы думали, что спаслись, и усаживались отдохнуть, но каждый раз прежде, чем успевали отдышаться, слышали ненавистное « Ху-у!Ху-у! „ и жуткий « Гоэк! Гоэк! Гоэк! « Этот последний иногда заканчивался свирепым « Ха– ха– ха– ха– хaaaaa!!!“ Вот так охотились за нами рассерженные Древесные Люди по лесу. Наконец, к полудню, местность пошла в гору, уклоны стали становиться все выше и выше, а деревья все ниже. И мы оказались на поросших травой склонах гор. Только здесь мы смогли сбавить скорость, потому что Древесные Люди отступили и вернулись в свой лес.
Горы были суровы и неприветливы, и трижды в тот полдень мы пробовали войти в лес. Но Древесные Люди поджидали нас и снова гнали назад. Вислоухий и я спали той ночью на карликовом дереве, не выше кустарника. Оно не давало защиты, и мы могли бы стать легкой добычей для любого хищника бродившего поблизости.
Утром, проникнувшись уважением к Древесным Людям, мы ушли в горы. Я уверен в том, что у нас не было никакого определенного плана или даже мысли о нем. Нами просто двигала опасность, которой мы хотели избежать. У меня сохранились туманные воспоминания о наших блужданиях по горам. Мы провели в этой суровой области много дней, и сильно страдали, особенно от страха, потому что все вокруг было таким новым и странным. Кроме того, нас мучил холод, а позже и голод.
Это была пустынная земля камней, пенящихся потоков и гремящих водопадов. Мы поднимались вверх и спускались в огромные ущелья и узкие теснины, и везде, повсюду простирались перед нами, во всех направлениях, одна выше другой, нескончаемые горы. Ночи мы проводили в норах и расщелинах, а в одну холодную ночь мы взгромоздилась на узкую вершину скалы, которая чем-то напоминала нам дерево.
И затем, наконец, в один жаркий полдень, с кружащимися от голода головами, мы вышли к водоразделу. С этого позвоночного столба земли, на севере, среди менее высоких гор, мы разглядели проблеск далекого озера. Солнце играло на его поверхности, а вокруг раскинулись широкие и ровные, покрытые травой луга, в то время как на востоке была видна темная линия далеко простирающегося леса.
Мы добирались до озера два дня и совсем ослабели от голода, но на его берегу мы нашли подросшего теленка, безмятежно спавшего в зарослях. Он доставил нам много неприятностей, поскольку мы не знали никакого другого способа убить его, кроме как руками. Когда мы насытились, то отнесли остаток мяса на восток в лес и спрятали на дереве. Мы никогда не возвратились к тому дереву, потому что берег реки, которая вытекала из Дальнего Озера был завален лососем, который шел от моря, чтобы метать икру.
На запад от озера протянулись покрытые травой равнины, и здесь было множество бизонов и дикого рогатого скота. Там бродили многочисленные стаи диких собак, и так как там не было деревьев, это было для нас не самое безопасное место. Мы шли по берегу реки несколько дней. Затем, не знаю почему, мы ушли от реки и повернули на восток, а потом пошли на юго-восток, через дремучий лес. Я не буду навевать на вас скуку описанием этого перехода. Я говорю обо всем этом только для того, чтобы показать, как мы наконец достигли земель Людей Огня.
Мы вышли к реке, но мы не знали наша ли это река. Мы скитались так долго, что привычка к скитаниям стала нашей второй натурой. Оглядываясь назад, я отчетливо вижу, как наши жизни и судьбы были сформированы самым простым случаем. Мы не знали, что это было наша река – нам ничто не говорило об этом, и если бы мы не переплыли ее, то скорее всего никогда не вернулись к Племени, и я, нынешний, рожденный через тысячи столетий, так никогда бы и не появился на свет.
И все же Вислоухий и я очень хотели вернуться. Мы тосковали по дому во время нашего странствия и жаждали увидеть своих соплеменников и свою землю, а ко мне часто подступал образ Быстроногой, молодой женщины, издававшей нежные звуки, с которой приятно было быть вместе, и которая жила одна в месте, известном только ей. Мои воспоминания о ней были сродни чувству голода, но тоже самое я испытывал, когда не был голоден и сразу после еды.
Но вернемся к реке. Еды было много, в основном ягоды и сочные корни, мы играли на речном берегу и задерживались на одном месте по несколько дней. И затем Вислоухому пришла в голову мысль. Это был видимый процесс– прибытие мысли. Я наблюдал его. Выражение его глаз стало жалобным и обеспокоенным, и он был очень встревожен. Затем его глаза затуманились, как будто мысль ускользнула от него. Это же выражение сохранялось все то время как мысль упорствовала, а он пытался ухватить ее снова. Он смотрел на меня, и на реку и на далекий берег. Он пытался что-то сказать, но у него не было слов, чтобы выразить свою мысль. Результатом его размышлений стала тарабарщина, рассмешившая меня. Это возмутило его, он бросился на меня и повалил на спину. Само собой, мы подрались, и в конце концов я загнал его на дерево, где он вооружился длинной веткой и тыкал в меня ею каждый раз, когда я пробовал добраться до него. И проблеск мысли исчез. Я не знал, а он забыл. Но на следующее утро это произошло с ним снова. Возможно эту мысль пробуждал в нем звериный инстинкт, позволяющий животному находить путь к своей норе. Так или иначе мысль появилась снова и была яснее, чем прежде. Он повел меня к реке, где лежало бревно, выброшенное на берег течением. Я решил, что он хочет поиграть, как мы играли в устье болота. Я не изменил своего мнения, даже когда увидел как он подтащил второе бревно поближе к воде.
Только когда мы оказались на бревнах, сидя рядом и удерживая их вместе и выгребая в стремнину, я понял его замысел. Он остановился, чтобы указать на далекий берег, и снова стал грести, одновременно издавая громкие ободряющие крики. Я понял, и мы начали грести еще энергичнее. Быстрый поток поймал нас и бросил к южному берегу, но прежде, чем мы смогли причалить к берегу, он утащил нас назад к северному берегу.