Некоторое время спустя Джеремия более или менее овладел собой и внимательнее рассмотрел своего спасителя. Кожа, волосы и глаза пилота отливали золотом. Кожа обладала упругостью, но выглядела, как металл. Землянин не сомневался: трансформация наделила этого сколийца свойствами выше обычных человеческих. Он был в прекрасной физической форме, под стать его атлетическому сложению, к тому же — редкий красавец. В волосах пилота пробивалась седина и, хотя на вид ему никак нельзя было дать больше сорока, в выражении его лица была умудренность куда более зрелого возраста, из чего следовало, что он обладал привилегией замедления старости. Как и трансформация его организма, решил Джеремия, это указывало на принадлежность к богатым и влиятельным кругам сколийского общества.
Джамблер на его бедре был армейский, как и тяжелые перчатки с раструбом, в которые были встроены сенсоры, контакты, пульты дистанционного управления. Оба запястья охватывали золотые обручи. Хотя перчатки выглядели жесткими, они сгибались при каждом движении его кистей, будто были второй кожей.
Пилот посмотрел на землянина и спросил по-испански:
— Чувствуете себя нормально?
Джеремия кивнул:
— Да. Благодарю вас. Я причинил вам столько хлопот!
— Не так уж много, — он пожал плечами.
— Вы же могли погибнуть!
— Бывало хуже. — Он помолчал. — Правда, я рассчитывал, что пойду по маяку. Хорошо, что вы знали формулы.
Джеремии вспомнилось, в какой панике он обратился к Игре.
— Я действовал наугад. Поставил вашу жизнь на поле для костей.
— Наугад такие проблемы решить невозможно.
— Мне повезло.
Лицо пилота смягчилось.
— А вы не такой, как я себе представлял.
— Да?
— Гений, который творит историю и в двадцать четыре года получает такую премию? Я полагал, что вы будете о себе крайне высокого мнения. Но это как будто совсем не так.
— Голдстоуновской премии я не заслужил. Но даже она вряд ли могла побудить военный флот Сколии взять на себя заботы о моем спасении.
— А он их на себя и не брал. И вообще об этом ничего не знает. — Сколиец помолчал. — Я доставлю вас в гражданский порт. А там подыщем для вас место на пассажирском космолете, отправляющемся на Землю.
Джеремия внезапно осознал, что пилот говорит с ним на теотеканском. Причем безупречном, хоть и с акцентом.
Какая-то бессмыслица! Зачем этот сколиец помогал ему? Или это эксцентричный чудак, не знающий, куда девать свое богатство? Тогда почему у него джамблер? Джеремия внимательно посмотрел на пилота.
— Вы говорите на теотеканском. И даже сумели прочесть мое имя на браслетах Калании. Зачем же этот маскарад? Кто вы?
Пилот ответил негромко:
— Мне потребовались годы, чтобы вновь привыкнуть к разговорам со снаружниками.
Смутная догадка, все это время прятавшаяся в дальнем уголке сознания Джеремии, внезапно превратилась в уверенность. Золотые обручи у раструбов перчаток не были последним словом навигационной техники.
Это были щитки калани.
Глаза Джеремии полезли на лоб.
— Вы были калани?
Пилот сунул руку в карман и достал наплечный браслет.
— Я подумал, что вот это сможет послужить ответом на ваши расспросы.
Джеремия взял браслет. Он узнал и эмблему Карна и символ акаси. Человек, носивший этот браслет, был мужем повелительницы планеты.
— Так это — вы?! — Джеремия оторвал взгляд от браслета. — Севтар. Тот, из-за кого они воевали!
— На самом деле меня зовут Келрик. Севтаром меня называли они.
— Но вы же погибли!
Келрик улыбнулся.
— Боюсь, меня об этом не известили.
Джеремия покраснел.
— Они считают, что вы сгорели.
— Во время пожара я спасся. Воспользовался царившим вокруг хаосом и сумел на ветролете добраться до порта.
— Почему вы позволили им считать себя погибшим? — Джеремия помолчал. — Вы так сильно ненавидели Коубей?
Келрик ответил не сразу.
— Временами. Но Коубей стала для меня домом, которым я дорожил, а в конце концов и полюбил. — Он протянул руку за браслетом, а взяв его, провел пальцем по эмблеме Карна. Потом опустил браслет в карман. — Несколько моих Клятв были, как и ваша, подневольными. Но Икспар Карн, Директору Двенадцати Цитаделей, я дал Клятву добровольно. И, присягая ей на верность, был искренен. — Он поглядел на Джеремию. — Я буду защищать Икспар, ее народ и ее мир до тех пор, пока это в моих силах.
По спине Джеремии пробежала холодная дрожь. Он от души пожелал, чтобы этот человек никогда не увидел в нем врага.
— Но почему надо было похищать меня?
Келрик ответил сухо:
— Очевидно, никто больше этого делать не собирался. И твои, и мои ведут эти политические танцы уже много лет. А ты попал между жерновами. — Он прикоснулся к золотому щитку в раструбе перчатки. — Я пробыл калани семнадцать лет. Все, что было во мне, ушло в Игру. А я был пилотом звездного истребителя. И я так воздействовал на расклад костей, что между коубейцами вспыхнула война. Так что меня не устраивало твое пребывание в Калании — еще одна культурная бомба, готовая вот-вот взорваться.
Джеремия подумал, как его неосторожная болтовня с Эйзой повредила Вьясе.
И тут он вспомнил лицо Кева, когда тот увидел Келрика.
— Вы знали Кева!
Келрик кивнул.
— В Варзе. Кевтар Джев Ака Варх. Тогда он называл себя Джевом, потому что люди путали наши имена: Севтар — Кевтар.
Джеремия угрюмо подумал, что не знал даже полного имени Кева.
— Почему вы предупредили его о молчании?
— Я не хочу, чтобы моя семья начала мстить Коубей за мою судьбу. Они думают, что все те годы я был военнопленным. И я хочу, чтобы они и дальше так полагали.
— А ваша семья?
— Валдория.
Джеремия сглотнул. Даже он знал, что стоит за этой фамилией. Сказать «влиятельная», значило бы ничего не сказать.
— Не исключено, что когда-нибудь я вернусь к Икспар на моих условиях, — сказал Келрик. — Но пока это невозможно. И я не хочу втягивать ее в сколийские политические игры, пока моя собственная позиция не станет настолько прочной, чтобы оградить и ее, и Коубей от любой опасности. — Он добавил с горькой иронией: — Поверь мне, если бы Икспар узнала, что я жив, она ввязалась бы в конфликт незамедлительно.
Джеремия подумал о Халь.
— Коубейские женщины, они… — он не сразу нашел нужное слово, — ну, они безусловно не робкого десятка.
Келрик засмеялся.
— Что так, то так.
— Я думал, что уже никогда не вернусь домой.
— За свое спасение ты должен заплатить. — Его взгляд стал неумолимым. — Если ты не выполнишь некоторое условие, на тебя обрушится гнев моей семьи. И мой.
