– А что у тебя за обстановка дома такая, что ты о ней не хочешь говорить? – спросил Олег в такси.
Мы с ним опять сидели на заднем сидении, а страшно довольный Дмитрич устроился впереди. Ему, похоже, очень нравилось путешествовать, и «свою» квартиру он покинул без излишнего сожаления.
– Раз не хочу говорить – зачем спрашиваешь? – удивилась я.
– У меня от тебя тайн нет.
– Ха-ха. Два раза ха-ха. И еще три раза. Тайн у него нет! Да ведь ты мне так ничего толком и не рассказал! Все намеки какие-то, обещания. «Потом, потом!»
– Приедем – расскажу, – заверил Олег.
– Ну-ну, – скептически усмехнулась я. – И потом – что это за манера такая? И у тебя, и у твоей бабушки!
– Какая манера?
– Такая! Навязываться. «У меня от тебя тайн нет! Мы вместе навеки!» – да кто так решил? Я не педофилка. У меня свои интересы, свои поклонники…
– Андрей Кромсайт?
– Да хотя бы и он!
– Остановите, пожалуйста, здесь, у Сельмаша, – попросил Олег водителя.
– Вы ж собирались на Чкаловский? – удивился тот.
– Мы передумали.
Водитель недоуменно поглядел на Дмитрича:
– Что, останавливать?
– Конечно, конечно! – радостно закивал тот. – Мы выходим!
Водитель только пожал плечами.
– А теперь прогуляемся через скверик, – распорядился Олег, когда такси уехало. – Посмотрим, не увязался ли кто за нами. На всякий случай. Я ничего не заметил, но лучше не рисковать. А уже там, на другой стороне, возьмем машину – и в Александровку. Так надежнее.
– Я вообще-то собираюсь домой, – сообщила я.
– Но мы и едем домой, – мягко возразил Олег.
– К себе домой я собираюсь! К себе! Между прочим, и я не бездомная. Игры в суперменов – это дело конечно интересное. Даже захватывающее. И я ничего против таких игр не имею. Но когда мне в них предлагают более чем странные роли… Да-да, странные! И подозрительные!
– Хорошо, – согласился Олег. – Ты права.
– В чем?
– Во всем.
– Что, совсем во всем?
– Конечно. У тебя своя жизнь. Разумеется. У тебя должны быть кавалеры. Андрей нормальный парень, я ничего против не имею. Как и против любого другого, кого ты выберешь, – тут же дополнил он, видя, что я собираюсь возразить. – И, конечно, у тебя своя квартира. И ты туда поедешь. Я только предлагаю сначала отвезти Дмитрича к нам и поужинать. Бабушка специально готовила что-то для тебя. А потом я отвезу тебя куда захочешь.
– Я и сама в состоянии добраться.
– Безусловно. Просто на общественном транспорте, особенно по вечерней поре, это будет дольше. А на такси мы домчимся быстро и с ветерком. Есть возражения?
Я промолчала. В конце концов, дома меня не ждет бабушкин ужин. Да и вообще ничего не ждет. Так что я ничегошеньки не теряю.
***
– И я хочу фокус посмотреть! – крикнул из кухни Серега Дмитрич.
Вот ведь – услышал! Разговаривал бы себе спокойно с тетей Таней и не отвлекался! Так нет – все ему надо!
– Ты, Серега, того-этого… – обратилась я к нему. – В наши разговоры не лез бы. Мало ли что мы говорим?…
– Ой, ребятки, – опечалился он. – Да вы ж мне как родные… Извините если что не так. Я думал – фокус… Думал – интересно…
– Пусть смотрит, – неожиданно разрешил Олег. – Он тоже увяз в этом нашем деле обеими ногами. Зачем от него скрывать?
– Ну, как хочешь, – обиделась я. – Если ты бандитам всяким доверяешь…
Олег усмехнулся, покачал головой. Но повторять свою песню: «Он не бандит!» – не стал. А вместо этого пояснил Дмитричу:
– Фокус такой. Вот он я сижу. Руки, ноги, голова – все на месте. А теперь смотри.
– А-а! – взвизгнул Дмитрич.
И было отчего. Уж на что я привычная, но когда Олег оказался сидящим на диване без головы – тоже вздрогнула.
Тихий смех из серванта заставил нас обернуться. За стеклом, среди фужеров и декоративных хрустальных плошек, висело и хихикало олегово лицо.
Тетя Таня осуждающе покачала головой. Я приподнялась из кресла, разглядывая это неожиданное добавление к пустой посуде, выставленной в серванте. Дмитрич пукнул. Но не заметил того, поскольку продолжал напряженно таращиться на одинокую голову совсем-совсем без туловища.
Потом понимающе ухмыльнулся, сказал:
– Фокус, да? – и сел мимо стула. Со стуком и грохотом.
Когда его подняли и водворили на сидение, Олег уже пребывал в собранном виде – с головой.
– Фокус! – благостно сиял Серега Дмитрич. – Ох и хороший фокус! Веселый!
– А можно по-другому, – сообщил Олег. – Вот так.
Он вновь разукомплектовался, лишившись на сей раз правой руки. Которая материализовалась позади Дмитрича и дернула его за ухо. Дмитрич в недоумении повернулся – и получил легкий щелчок по носу.
Выставив перед собой ладони для защиты от излишне самостоятельной олеговой руки, Серега вымученно улыбнулся. Ему было и неловко, и стыдно, и страшно.
– Олежек, отстань от человека, – не выдержала бабушка. – Видишь, ему неприятно.
Мальчишеская рука, одетая в рукав белой олеговой рубашки, плавно отлетела от Дмитрича и странной торпедой устремилась к тете Тане. В полете она вытянула указательный палец и, зависнув в нескольких сантиметрах от бабушкиного лица, принялась плавно раскачивать своим плечевым краем, демонстрируя срез красного мяса пронизанного кровеносными сосудами и очень ровненько спиленную кость.
– А тебе тоже неприятно? – смеясь, поинтересовался Олег.
– Ты же знаешь… – поморщилась бабушка. – Не люблю амикошонства!
Возле первой тут же возникла в воздухе вторая олегова рука, и раздались насмешливые хлопки – внук аплодировал:
– Браво! Сразу чувствуется библиотечный работник со стажем! «Амикошонством» ты сразила всех наповал!
Я впервые видела столь странное диво: семилетний супермен дурачился.
– Вряд ли так уж сразила, – возразила тетя Таня. – Они даже не заметили. Куда мне тягаться с твоими фокусами!
– Фокусы! – отчаянно закивал головой Серега Дмитрич. – Смешные фокусы!
– А тебе тоже смешно? – спросила голова Олега, материализовавшись передо мной.
И не она одна. Ее окружали: две руки, вертикально висящие около олеговых ушей, и две горизонтально расположенные ноги, отрезанные чуть выше колен – одна парила над головой, почти касаясь аккуратного мальчишеского чубчика, а вторая чуть ниже подбородка. Все это образовывало некое подобие рамки вокруг картины. Ноги были обуты в олеговы тапочки и олеговы же летние кремовые брючки.
Я обернулась к дивану. Так и есть – оставшийся сидеть там обрубок туловища леденил душу своим видом.
– И как же тебе удается вот так… четвертовывать себя? – чуть сипло, но бодро поинтересовалась я.
Одна из рук наклонилась, нарушая симметрию, и задумчиво почесала затылок. Вторая рука, решив, видимо, не отставать, поскребла ногу, зависшую над головой. Нога взбрыкнула. После чего тоже, очевидно, собралась поразвлечься и спикировала вниз, на пол. Где и принялась подпрыгивать, шлепая тапочкой по паркету. Голова же, устроившись щекой на коленке, с ангельской улыбочкой наблюдала этот одиночный танец.
