А город с его двухсоттысячным населением! Город, который, как Нью-Йорк, не знает ночи, потому что работа идет круглые сутки… Асфальт, электрическое освещение, трамваи, автомобили, автобусы, парки, цветники, скверы, огни клубов, общественных столовых и кафе, кинематографов и универмагов… Европа… Но на тротуарах здесь не увидишь разряженных дам и мужчин в котелках и цилиндрах. Город рабочих… Одни из них, в рабочих костюмах, идут на работу, другие отдыхают в парках, садах культуры и отдыха, все в опрятных, простых костюмах.
Еще одно ошеломляющее дорожное впечатление… Сталинградский тракторный завод. Собственно говоря, после Форда, сам завод не ошеломил бы так, если бы я не знал, чей это завод; кто создал его и в какой срок. Я стоял с часами в руках и наблюдал, как из ворот завода выезжали тракторы, чтобы взобраться на вагон-платформу и отправиться в путь на советские поля. Двадцать тракторов в час прошли мимо меня. Сто сорок тракторов в день. Пятьдесят тысяч в год. Это значит полтора миллиона лошадиных сил… А ведь Сталинградский — не единственный тракторный завод в СССР.
От Сталинграда идет новый канал прямо на юг, пересекает по пути канал Волго-Донской, соединяется с Тереком… Теперь можно проехать прямым водным путем из Москвы в Сталинград, Тифлис и дальше по Куре на юго-восток и по каналу, проведенному на осушенном дне морском, до Баку и в Каспийское море.
От Дона тоже проведены каналы по осушенному дну моря к восточной его оконечности. Из Астрахани — тоже канал, опять-таки через осушенную территорию, к морю. Вообще все осушенное дно пересечено большими и малыми каналами.
Попутно я осматривал большую гидростанцию у села Сестренки на острове Шишки. Надо признаться: грандиозное сооружение, которым впору было бы хвалиться и нам.
Высота падения — тридцать семь метров. Три тысячи кубических метров воды в секунду. Энергии — больше трех миллионов лошадиных сил, то есть в десять раз больше Днепровской.
Два мира! Здесь я почувствовал это особенно остро. Не только словом, но и показом дела они каждую минуту словно хотели вбить мне в голову острый гвоздь мысли: их мир — будущего, мой — прошлого, обреченного на слом…
Осмотрев электростанцию, я осмотрел совхоз имени товарища Михеева, названный так, если не ошибаюсь, в честь первого строителя каптажа.
До каптажа здесь атмосферных осадков было совсем мало, каких-нибудь двести пятьдесят миллиметров. А теперь на гектар приходится семьдесят тысяч ведер воды в год, что равняется как бы тысяче двумстам миллиметрам атмосферных осадков. Отбросьте на сток и все-таки получите не менее девятисот. Это вместо двухсот пятидесяти-то! Да и настоящих небесных атмосферных осадков стало выпадать куда больше с тех пор, как насадили здесь леса. Леса-то ведь задерживают облака!
Часть своих атмосферных осадков они даже «одалживают» в Средней Азии. Там большая сеть электростанций искусственного дождевания.
Я летел на гидроплане из Шаумянска в Новый Баку.
Под самолетом проходила флотилия огромных судов. Можно было подумать, что флот великой морской державы выходит на маневры. Но это были лишь рыболовные суда, сделанные по последнему слову новейшей рыболовной техники.
Ровная линия судов медленно загибалась в полукруг. Да, с таким флотом и с такими мощными орудиями лова можно «вычерпать море».
В Новом Баку меня более всего интересовали новые гидронефтяные установки. Но мне не удалось осмотреть их, вернее — меня не допустили, это очевидно… Со мной предпочитали говорить о погоде, пока я не принужден был уйти. А между тем трое иностранных «товарищей» — я сам видел — после моего ухода отправились туда в сопровождении бакинца.
И причиной всему — каптаж. Я не видел всего СССР. Видел только один каптаж с его производными. И вот я стал одним из этих производных. Каптаж раздавил меня морально и идейно. Но я сделаю то, что мне поручил хозяин. Их нефть нам мешает. Ее нужно уничтожить…»
Приписка через несколько недель: «Не удалось. Миллионы строителей непобедимы».
