— Все то же. Видно, придется до конца оставаться с ними.
— До конца?
— Ты же не ребенок, Ганс. Все понимают, что конец скоро.
— Хорошо, хоть вспомнил обо мне.
— Честно тебе признаюсь, с корыстью, друг мой. У меня к тебе дело…
Фихтер озабоченно посмотрел на фон Ботцки:
— Говори.
— Надо спасти мою личную лабораторию. Что бы ни случилось, я не могу подвергать опасности разрушения такую ценность. Созданная годами труда… Ты понимаешь меня?
— На это я согласен. Но чтобы твои соратники…
— Ни один! Просто привезу к тебе ценные приборы, реактивы. Кончится весь этот ад, останемся мы живы, и я приеду пожать тебе руку, Ганс, и отдамся любимому делу.
— Не забывай, что и здесь не так уж безопасно.
— Ты получишь охранный документ. Никто не рискнет даже близко подойти к твоей лаборатории.
Фихтер наклонил голову и улыбнулся. Он подумал о беглянке. Не так уж плохо заполучить подобный документ. Им всем будет спокойней.
— А сам ты? — спросил Фихтер.
— Останусь на службе. А после войны я снова займусь своей темой, Ганс. Мечтаю о спокойной работе в лаборатории где-нибудь в тихом, уютном городке. Какое счастье!..
— Чем ты хочешь заниматься?
— Исследование хлорофилла. Майер, Тимирязев…
Фихтер расчувствовался. В такое время Вилли не забывает о мирной физиологии! Он положил руку на колено друга:
— Мой дом и моя лаборатория всегда открыты для тебя, Вилли. Благородная цель науки — мое божество. Кончится твоя страшная служба, пощадит судьба — приезжай и трудись.
— Спасибо, старый товарищ.
Когда Вильгельм фон Ботцки, сославшись на занятость, расцеловался с Фихтером и ушел по дороге в Рейнбург, Лиззи спросила:
— Кто это был у вас, Фихтер, если не секрет?
— Мой старый товарищ, Вилли.
— Я так испугалась за Марию!
— О, она теперь в безопасности. Мой друг обещал прислать документ, по которому нас не могут даже обыскать. Табу для нацистов.
— Он высокий чин?
— О да. Но он все-таки несчастный человек, Лиззи.
Фихтер не кривил душой, когда говорил так. Он действительно верил, что фон Ботцки несчастен и раскаивается теперь в ошибках, которые совершил по нестойкости характера.
А Вильгельм фон Ботцки шел в это время вниз по лесной дороге, насвистывал, играя палкой, и улыбался. Как просто было провести Фихтера и поймать на крючок! Расплылся от доброты, даже всплакнул и на все согласился. Спасибо тебе, старый друг! Выручил. Спасибо, хоть и жаль тебя. Теперь-то ты поработаешь на нас. Поздно? Лучше поздно, чем никогда.
План удался.
В тот же день автомобиль доставил в лабораторию Фихтера несколько ящиков с приборами и реактивами. Молчаливые техники собрали приборы, поставили современный холодильный шкаф, виварий и, раскланявшись с Фихтером, уехали.
А ночью явился специальный курьер и под расписку вручил директору заповедника конверт. В нем лежало охранное свидетельство, подписанное начальником войск безопасности (СД) в Мюнхене. В нем говорилось:
«Предписывается местным органам власти и начальникам войсковых частей СА, СС, СД и гестапо во время операций в районе заповедника Шварцвальд обеспечить безопасность и неприкосновенность научной лаборатории профессора Фихтера на территории заповедника».
— Ого! — сказала Лиззи, заглянув в бумагу с внушительной печатью.
— Вот видите! — удовлетворенно произнес Фихтер, бережно складывая бумагу. — Теперь мы можем спокойно поселить фрейлейн Марию в особняке. Там есть хорошая внутренняя комната. Вы, конечно, ее знаете, Лиззи?
— Я бываю там два раза в месяц, герр профессор, вот уже восемь лет подряд, — с чувством достоинства ответила служанка, оскорбившись вопросом Фихтера. Как будто она не знала своих прямых обязанностей!
Беглецы в осаде. Туманный день. Бегство и гибель товарищей. Странный коридор в лесу. Последнее прибежищеСолдаты, осаждавшие беглецов, лениво постреливали. Эти редкие выстрелы служили напоминанием о прочно сжатом смертном кольце, из которого не было выхода. Ильин и его товарищи не отвечали на выстрелы. У них было очень мало патронов. Еще меньше было у них пищи и совсем не было воды.
— Измором хотят взять, подлецы, — сказал кто-то, облизав высохшие губы.
Так прошли ночь, день и еще ночь. Иногда выстрелы становились чаще, вероятно, солдаты просто развлекались, слушая, как поют пули, отскакивая рикошетом от скал, среди которых притаились беглецы.
Второй день занялся туманный, холодный. Заключенные напряженно всматривались в туман и проклинали своих преследователей.
— Даже в тумане боятся выползти, гады, — сказал Ильин. — А что, если нам самим, товарищи? Все равно хуже не будет.
— Согласны, — сказали двое.
— Согласны, — ответили, помедлив, остальные.
С отчаянием обреченных бросились шесть храбрецов вперед. Они почти вплотную подбежали к засаде, первыми открыли стрельбу и схватились врукопашную с тремя охранниками, которые встали им па дороге. Ильин бежал первым. Он видел, как вскинул один из гестаповцев автомат, но очередь почему-то прошла мимо него, хотя стрелял солдат всего в пяти метрах. Аркадий Павлович разрядил пистолет в другого солдата, перепрыгнул через его тело и, проскочив засаду, скользнул в темный, мокрый от тумана лес. Правая нога у него горела огнем.
Остановившись, он увидел рядом с собой только двоих.
Из тумана снова раздались выстрелы, и еще один товарищ без звука и без стона повалился на землю.
Еще очередь. И снова целились не в Ильина, хотя он стоял ближе. Хотят взять живым?.. Последний товарищ споткнулся, упал сперва на колени, потом неуклюже уткнулся лицом в траву.
Ильин, сжимая в руке пустой пистолет, оглянулся и, превозмогая боль в щиколотке, бросился вправо. Трассирующая очередь прошла сбоку очень близко и заставила его кинуться в другую сторону. Но оттуда тоже засверкали железные огоньки пуль. Тогда Ильин лег на землю и пополз. Он полз, прижимаясь к мокрой земле, и чувствовал, что сейчас умрет. Сердце выскакивало из груди, оно билось так, что Ильин ощущал его удары в голове, в руках, в пальцах, в каждой клетке своего измученного тела. Он лег, раскинув руки, и опустил голову на холодную землю. Щека его ощутила мягкий влажный мох, по телу разлился покой. Сердце стало биться ровнее.
Немного отдохнув, он приподнялся и прислушался. Сзади, откуда он полз, слышался говор. Впереди было тихо. Когда голоса стали приближаться, Ильин поднялся, нашел какую-то палку и, покачиваясь от усталости и придерживаясь свободной рукой за стволы деревьев, пошел вперед.
