— Но люди объединялись против динозавров, — возразил Кощей. — Они рождали героев-драконоборцев. Какие чудеса изобретательности они проявляли, чтобы защитить свои жилища от набегов моих питомцев! Знаменитые Змиевы валы Приднепровья были построены как защита от тиранозавра-рекс, а уж потом — от киммерийских кочевников. Беовульф один на один победил моего лучшего горгозавра, а уж после стал мудрым и справедливым вождем и вошел в эпос…
— Да барахло ваша теория, — сказал Тимофеев. — А вы убийца и маньяк. Недаром вы стали для людей символом жестокости.
— Люди никогда бы не узнали обо мне, — оскалился Кощей. — Но я не всесилен, и поначалу мне нужны были помощники. И не всегда тарбозавр охранял Калинов мост. Я заставлял людей, заблудившихся в Кощеевой Мороке, служить мне. Как правило, они не выдерживали и на коленях умоляли меня вернуть их в свой мир. И я возвращал — мне было жаль их, как это ни странно. Дольше всех здесь задержалась одна девушка из местных. Какая это была красавица! Она полюбила меня и только поэтому готова была остаться здесь вечно. Но я не ответил на ее любовь и прогнал ее, когда она растеряла красоту и превратилась в сгорбленное пугало. Женщины умеют любить, но еще больше они умеют ненавидеть. Когда она уходила, она поклялась отомстить мне. Она грозила, что не умрет, пока не уничтожит Кощееву Мороку вместе со мной. Я смеялся ей вслед. Думаю, она все-таки умерла. А я еще жив. И мой мир стоит незыблемо, пока я того хочу.
— Она не умерла, — медленно произнес Тимофеев. — Сейчас ее зовут Карога и клятва ее все еще в силе.
— Да, Карога, — значит черная, — кивнул Кощей. — У нее были прекрасные черные волосы до пят… От, нее и других моих слуг и пошла гулять злая слава о Кощеевой Мороке, о бессмертном Кощее. И я закрыл путь на Калинов мост. Выпустил на него сначала тарбозавра, а затем разрешил вернуться домой последним своим слугам…
— Почему же вы не отдали Вику на растерзание тарбозавру? — недобро усмехнулся Тимофеев.
— Она угодила в мою темпоральную ловушку. Как птичка в силки… Когда я отказался от услуг местных жителей, то решил поискать союзников из более просвещенных времен. При попадании в ловушку ретромотив, как правило, разрушался. Я и не думал, что ловушка все еще работает. Однако вы попались, а ваш ретромотив почему-то уцелел. Очевидно, что-то разладилось… Так вот, эта девушка узнала обо мне от Кароги и сама пришла на Калинов мост с единственной целью — убедить меня отказаться от моих планов. Ей посчастливилось перехитрить тарбозавра, но со мной она не совладала, я хотел, чтобы она осталась, но и она возненавидела меня. И я поступил с ней милосердно, сохранил как память о безвозвратно утраченном времени. Теперь она спит вечным сном в окружении моих славных ящеров, как самый драгоценный бриллиант в моей коллекции.
— Спит?.. — переспросил Тимофеев. — Так она просто спит?!
— Ну разумеется! И динозавры спят. Я же битый час вам толкую о том, что выпускаю их по одному во внешний мир…
24. Кто пожалеет бедного Кощея
— Мы пришли за ней, — твердо сказал Тимофеев. — И без нее никуда не уйдем.
— Конечно, не уйдете, — согласился Кощей. — Не отпускать же мне вас! А в помощники вы не годитесь — слишком не любите меня. Здесь есть еще один тарбозавр, и он наверняка будет голоден, когда ему придет пора заступать на пост у Калинова моста.
— Если вы разбудите Вику, — промолвил Тимофеев, — и навсегда откажетесь от своих варварских планов, я обещаю, что мы никому не расскажем о Кощеевой Мороке. Можете спокойно доживать свой век, пока не надоест.
— Да вы лишились рассудка, юноша, — раздраженного сказал Кощей. — С какой стати вы диктуете мне условия? Вы же бессильны передо мной, — он достал из кармана плоскую черную коробочку со множеством белых кнопок. — Это блок управления Кощеевой Морокой. Только он способен освободить обитателей клеток, а все попытки взломать или взрезать хотя бы одну клетку приведут к темпоральному взрыву, и весь остров погрузится в глубины мелового периода. Я предполагал, что найдутся охотники вызволить эту юную красавицу, и запрограммировал блок таким образом, что ее усыпальница может быть открыта лишь в самую последнюю очередь. Неплохо, а? и если вам повезет отобрать его у меня, хотя это и не так просто, можете давить на все кнопки подряд. Прежде чем вы доберетесь до своей Вики, до вас доберутся мои динозавры.
Тимофеев закусил нижнюю губу и прищурился.
— Хорошо, — сказал он. — А не слабо вам отдать мне этот блок на полчасика? Я берусь его перепрограммировать так, чтобы не побеспокоить ваших любимых динозавриков? Если хотите, поспорим на что-нибудь…
— Тимофеич, — предостерегающе вставил Фомин.
— Спокойно, Коля, за себя я ручаюсь. Ну так что? Если я выиграю — мы забираем Вику и уходим, а вы тут целуйтесь со своим гадюшником, только наружу ни ногой.
— Нет, это бесподобно, — осклабился Кощей. — Ваша наглость не имеет прецедентов за последние три тысячелетия. Я даже не оговариваю условий вашего проигрыша. Поймите одну вещь, уважаемые добры молодцы: то, что я потратил на разговоры с вами столько своего бесценного времени, отнюдь не свидетельствует о моей к вам симпатии. Если угодно, это для меня повод убедиться в том, что я не утратил еще навыков устной речи. Я же все время один, не с кем словом перекинуться. Только с самим собой, а это собеседник ненадежный. Теперь я убедился в своей полноценности, и вы мне больше не нужны.
— Да вы что — серьезно верите своему бреду? — рассердился Тимофеев. — Ну, насчет влияния Зла на смену общественных формаций?
Некоторое время Кощей смотрел на него пустыми змеиными глазами.
— Все же в чем-то я деградировал, — произнес он. — У меня не осталось той силы в словах, коли два юнца им не внимают с должным почтением. Кто я и кто вы? Я — величайший ученый и экспериментатор всех эпох, покоритель времени, вершитель эволюции. Я — живая легенда всех народов. А вы…
— А мы — студенты, — сказал Тимофеев с досадой. — Будущие историки. И кое-что смыслим в своем предмете. В котором вы ни уха ни рыла.
— Тимофеич, оставь, — проговорил Фомин. — Разве ты не видишь, что это шиз?
— Шиз? — встрепенулся Кощей. — Что это?
— Так, ерунда, — сказал Фомин. — Не совсем здоровый человек.
— Ах, шизоид, — покивал Кощей. — Любопытно, но именно это слово я случайно услышал в разговоре двух медиков обо мне, как раз перед тем, как мне предложили отдохнуть от науки. Хотел бы я знать, что оно значит и какова его этимология.
— Ага, — промолвил Тимофеев. — Это меняет дело.