— Штучки Мердока.
— А может быть, инициатива Пасквы?
— Кто ты для Пасквы? Не миллионер, не игрок и не сыщик. В общем, человек неопасный.
— Я видел, где и куда сгружались слитки.
— Никто не заметил, да многие и не знали, что в ящиках серебро.
В дыму и гомоне никто и не замечает, как от входа к центру зала проходят двое с полицейскими автоматами. Идущий впереди — почти двухметрового роста, в застиранной клетчатой рубахе, с черным платком, закрывающим лицо до глаз. Второй — с открытым лицом, лишь старенькая студенческая каскетка нахлобучена на лоб.
— Луи Ренье, — тихо говорит Мартин. — Тот, кто сзади.
Высокий с завязанным лицом подымает автомат, прижимая его к бедру, и кричит на весь зал:
— Получай, Бидо!
И продолжает реплику автоматной очередью. Но одним мгновением раньше, чем кто-либо мог это понять или предвидеть, происходит нечто совсем неожиданное. Шедший сзади Луи Ренье, держа автомат за дуло, бьет прикладом по рукам стрелявшего, и очередь прошла под столом по ногам сидевших за картами. Стрелявший повернулся, и ударом тяжелого башмака свалил молодого человека на пол, и тут же полоснул по столику второй очередью. Третья ударила в грудь пытавшемуся подняться Луи.
Все это происходит буквально за две-три секунды. Стрелявший обводит автоматом по залу и говорит:
— Сидеть смирно. Мои люди у входа. Все здесь на мушке. Кто двинетсясрежут.
Затем так же быстро, не снимая платка с лица, он нагибается и шарит в карманах Луи. Или кладет что-то, или берет, не вижу.
Никто не двигается. Мартин замечает вполголоса:
— Я узнал его.
— Кто?
— Наш друг Пасква. Под платком у него борода. Не ошибешься.
Стрелявший тем временем скрывается за дверью. Все сидят, как приклеенные к стульям. Только я тут же бросаюсь к Луи, лежащему на полу в трех шагах от меня. Это действительно Ренье. Грудь его пробита тремя или четырьмя пулями. Крови немного, но смерть очевидна. Я лишь успеваю засунуть руку в карман, заинтересовавший убийцу, и изъять из него сложенный вчетверо лист бумаги.
— Убит? — спрашивает меня подбежавший юный официант, пытаясь поднять Луи.
— Не трогай. Мертв. Зови полицию, да поскорее.
Юноша, торопливо вытирая запачканные кровью руки о фартук, срывается с места. Столик с убитыми окружают завсегдатаи кабака. Слышатся голоса.
— Это Бидо со своей тройкой.
— «Джентльменские» сборщики голосов.
— Говорят, так. А кто им платит? Рондельцы или церковники?
Я стою над телом Луи, чувствуя боль в сердце. Словно кто-то проткнул его длинной булавкой. Стенокардия? Нет, смесь горечи, жалости и душевной муки: ведь это мы послали парня на верную смерть.
Мне очень хочется достать листок, спрятанный у меня под бортом сюртука, но я понимаю, что сейчас этого делать нельзя. Уже входит в зал за мальчишкой-официантом рослый полисмен с нашивкой сержанта на темно-зеленом мундире в сопровождении двух рядовых полицейских.
— Все видели убийство? — спрашивает сержант у собравшихся вокруг столика.
— Я со времени начала стрельбы ничего не видел, — нехотя говорит один.
— Дымно здесь, — говорит другой. — Я поодаль сидел.
— А этого кто убил? — Палец сержанта обращен к телу Луи.
— Он же и убил, — заявляет мальчишка-официант.
— Кто подтвердит слова свидетеля? — спрашивает сержант.
Все молчат, мнутся: неохота же тащиться в участок.
Я показываю сержанту свою служебную карточку:
— Полностью подтверждаю слова свидетеля. Все именно так и было.
— И я, — добавляет Мартин.
Сержант козыряет и записывает наши имена и должности. А Мартину говорит, уверенный в своем полицейском всесилие:
— Ни строки в газету без разрешения инспектора.
Вероятно, он заботится о репутации заведения. Может быть, даже состоит на жалованье у его хозяев. Мне это, в общем, безразлично, но полицейскую самоуверенность его я быстро сбиваю.
— Передайте инспектору, сержант, чтобы о случившемся было немедленно доложено главному комиссару Бойлю. Я буду у него и повторю свои показания.
— А я все-таки узнал его, — цедит сквозь зубы Мартин.
— Значит, он?
— Кто же еще? Пасква, конечно.
Я вспоминаю о листке, который вынул из кармана убитого.
— Я тебе кое-что покажу, когда вернемся в отель, — говорю я, оставляя сдачу официанту.
— Спасибо, мсье Ано, — говорит он.
— Откуда ты меня знаешь?
— А я служил в отеле «Омон».
Он нагибается ко мне, словно хочет что-то прибавить.
— Ты еще не все сказал мне, приятель? — спрашиваю я.
— Да, мсье Ано, — шепчет он. — Я видел, как убийца положил что-то в карман этому парню и как вы потом что-то оттуда вынули. Должен ли я об этом молчать или нет?
— Пока молчи, — говорю я. — Может быть, это и хорошо, что ты все видел. Вдруг мне понадобится свидетель?
— Что он сказал тебе? — спрашивает Мартин.
— Узнаешь в отеле. Я сам пока еще не все понял.
Глава ХII
МЫ НАЧИНАЕМ ПОИСК
Мы снова в отеле. Мартину очень хочется, чтобы разговор начал я, а не он. Ведь это я обещал рассказать недосказанное в «Аполло». А я сам еще не прочел, хотя и догадывался, что было написано в спрятанном мною листке. Я вынимаю его — сложенный вчетверо, сильно помятый, но такой знакомый листок, вернее, лист гербовой бумаги, развертываю его и, не прочтя, вскрикиваю:
— Так я и думал!
У меня в руках написанное мною за подписью Стила и с печатью сенатора письмо директора избирательных популистских компаний, рекомендующее историка Питера Селби для работы в партийном архиве. Все сразу становится ясно: и зачем было украдено это письмо и для чего оно попало в руки убийцы.
— Почему оно у тебя? — спрашивает Мартин.
— Потому, что я взял его в кармане Луи Ренье. Помнишь, Пасква нагнулся к нему, уже мертвому, и сунул это письмо в карман его куртки.
— Ничего не понимаю. Смысла не понимаю, — стонет Мартин.
— Попробуем понять, — размышляю я вслух. — Пит отдал рекомендацию Жанвье. Тот прочитал и вернул ее Питу. Что за сим последовало, известно. Письмо купили и подбросили убитому.
Мартин все еще не понимает.
— Зачем? Луи Репье не Пит Селби.
— А планы Мердока не учитываешь?
— При чем здесь Мердок? — горячится Мартин. — Ему был нужен чистый лист с подписью Стила, а не рекомендация какому-то Питеру Селби.
— Тогда она была ему не нужна.
— А теперь понадобилась?
— Тогда он еще не был кандидатом в сенаторы. А сейчас, Дон, он уже ищет любые средства борьбы с популистами, потому что у них большинство. Тут все годится: и шантаж и убийства. О шантаже ты знаешь. А убийство мы только что видели. Документ за подписью Стила, который могли найти полицейские в кармане Луи Ренье, крупно бы скомпрометировал популистов.
