Мой первый и последний парад в чине генерала, командующего армией. Прощайте товарищи по оружию. Акклиматизировались! Я вытер слезы и опустился назад на сидение. У меня дрожали ноги. Не так плохо было бы вернуться на «Звезду». Я поймал себя на этой мысли и заставил двигаться.
– Дивизия! – скомандовал Брамби.
Предварительная команда эхом пронеслась через уменьшившиеся бригады, батальоны, отделения, пронеслась по платформам, и громом отозвались стены ангара.
– Внимание, смир-но! – по этой команде дивизия разом замерла, словно единая скульптурная композиция.
Мы были молоды, но из нас выбили дерьмо, и мы стали профессионалами.
Брамби повернулся ко мне лицом и отдал честь.
– Сэр! Дивизия построена!
Я в ответ тоже козырнул ему, а потом наклонился вперед.
– Несколько слов, а потом расформирование, так Брамби?
Правое веко Брамби затрепетало, и он покачал головой.
– Сэр, парад…
– Что? – но для всезнающего лидера я итак сказал слишком много.
– Вы получили чип, сэр? Именно из-за парада вас доставили в округ Колумбия, вместо мыса Канаверал. Дивизия пройдет маршем по столице, вверх по Авеню Конституции до памятника Вашингтону. Вы представите нас Президенту и Генеральному Секретарю ООН.
Командир дивизии, даже уменьшившейся дивизии каждый день получает до четырех сотен чипов. Большую часть их я не смотрел. Но была и еще одна причина: мне не доставляли материалы Генерального штаба.
– Так что же я должен делать, Брамби?
Он скосил глаза в сторону автобуса без окон.
– Вы должны перебраться туда, сэр. Весь дивизия рассядется по автобусам, и мы поедем в округ Колумбия.
Он смотрел на автобус без окон, словно дикая утка, глядящая вниз на дуло сорок пятого калибра.
Сколько моим солдатам предстоит оставаться в боевых скафандрах? Я вздохнул.
– Хорошо, Брамби. Пусть загружаются, им ведь тяжело так стоять.
Под грохот четырнадцати сотен бронированных ног, я перебрался в автобус, буквально затащил себя внутрь и шлепнулся на пурпурный бархатный диван.
Диван? Я огляделся. Автобус больше напоминал туристическое авто поп звезды. Тут был бар, мультиплеер голо и мебель, прикрепленная к полу, видимо купленая при распродаже поместья прошлого столетия. Я-то почему-то думал, что транспортные средства, которые должны доставить нас на парад в Вашингтоне, должны быть каким-то новыми марками.
Автобус дернулся и покатил в конец автобусного конвоя.
Представители Космических военных сил, носившие медные воротники службы связи роились вокруг меня. К тому времени, как мы пересекли Потомак и въехали в округ Колумбия, меня тщательно побрили. Потом меня раздели до нижнего белья, и я был облачен в боевой скафандр, который исправили и отполировали. Изнутри он пах сосной. Он был мой, вплоть до бледно-синей ленточки Медали за Отвагу, которая была прикреплена к моему нагруднику.
Потом появилась суетливая женщина в черном деловом костюме. Наладонник на руке. Тонкая, как карандаш, талия. Приблизительно ровесница Говарда, она носила черные остроконечные волосы. Она очень напоминала ведьму.
– Генерал Уондер? Я – Руфь Твай.
Она пожала мне руку, в то же время, потянувшись вперед, внимательно осмотрела мою награду.
Потом Твай начала читать что-то с экрана наладонника.
– Я беседовала с Белым домом. Сегодня вы приезжаете, нахлынете как волна. Никаких речей. Никаких интервью.
Каждый из трех голопроигрывателей в автобусе передавал свою программу новостей. Каждый ведущий стоял так, чтобы фоном служило авеню Конституции и толпы собравшиеся по обе стороны дороги.
– Все это прекрасно, мадам. Но мы – пехота. Почему мы едем на автобусах на этот парад?
Твай покачала головой.
– Вы пройдете только по тому месту, которое отведено для парада. Ваши отряды промаршируют. Вы будете сидеть в открытом лимузине и махать толпам поклонников.
Наш автобус остановился в аллее, недалеко от Капитолия. Мои отряды уже построились. Мы будем идти во главе вместе с оркестром. Морской корпус присмотрит, чтобы все было в порядке. За нами последует Третья дивизия и Космические силы смывшиеся с «Эскалибура». Позади оркестра стоял открытый лимузин Деймлера[24] с двумя красными полосами на капоте.
– Думаете, я поеду в машине, когда мои люди пойдут пешком? – спросил я у Твай.
Ее губы сжались в прямую линию.
– Конечно. Это соответствует вашему положению. Голо команды скоординированы так, чтобы снимать вас каждые две сотни ярдов.
– Нет. Я пойду пешком. Пусть в лимузине едут инвалиды.
– Это – подготовленное представление. Оно подготовлено более тщательно, чем любой балет. Голографические…
– Голографические записи для героев. Инвалиды большие герои, чем я.
Твай что-то набила пальцем на своем наладоннике.
– Генерал, даже если бы мы смогли сделать так, как вы хотите, вы только что спустились с корабля. Многим из ваших солдат понадобилось несколько дней, прежде чем они смогли пройти две сотни ярдов, а это много меньше чем маршрут парада. Перестаньте капризничать.
Я скрестил руки на груди.
– Мои отряды пойдут пешком. Я пойду пешком. Я командир этого подразделения.
Она сняла с пояса маленькую коробочку аудиофона и поднесла ее к уху.
– Я звоню председателю Объединенного командования. Он – ваш командир.
Я сглотнул, в то время как она прошептала наборный код. Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Я носил звезды, но в глубине сердца я был простым солдатом. Не более чем двадцать минут назад я ступил на землю, а у меня уже возникли проблемы, словно я вернулся назад на Базу.
Тип в неоново-оранжевых перчатках, напоминающий режиссера голо, стоял во главе колонны. Сейчас он достал свой аудиофон и что-то говорил в коробочку, а потом ткнул оранжевым пальцем в сторону оркестра. Они заиграли «Звезды и полосы навсегда», и начали маршировать.
Повернувшись, Твай посмотрела на них. Брешь между барабанщиками, идущими позади оркестра, и лимузином начала разрастаться.
– Вы потеряете всю вашу хореографию, мисс Твай.
Руфь Твай очевидно имела полномочия звонить председателю Объединенного командования. Но она видимо была достаточно гибкой, чтобы уменьшить свои потери.
Она покачала головой, и дыхание с шипением вырвалось у нее между зубов. Потом она резко опустила руку с аудиофоном и показала солдатам на инвалидные кресла.
– Уондер, интересно вы были таким же упертым, когда служили простым солдатом?
– Много хуже, – усмехнулся я.
Но ярдов через сто я уже не чувствовал себя таким умным. Моим проклятием стала не только боль. Мои бедра горели и дрожали, а на лице застыла глупая усмешка. Может, Твай и была сукой, но в одном эта сука была права.
