"Любой ценой удержать Восточную Пруссию!" - таков был категорический приказ Гитлера.
"Отрезать восточнопрусскую группировку немецких войск от основной территории Германии и ликвидировать ее!" - решила Ставка Верховного Главнокомандования.
Эта задача возлагалась на войска 3-го Белорусского фронта под командованием генерала армии И. Д. Черняховского и на -2-й Белорусский фронт, которым командовал Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский.
Войскам обоих. фронтов предстояло разгрызть крепкий орешек. От песчаных дюн косы Куриш-Нерунг, у самого Балтийского моря, до правого берега Вислы протянулась сплошная линия укреплений. Триста с лишним километров противотанковых рвов, надолб, танковых ловушек, тысячи километров колючей проволоки, ощетинившиеся стволы орудий и минометов, укрепленные и превращенные в настоящие крепости деревни, хутора и юнкерские имения, с их метровыми стенами, по пятьсот - шестьсот мин на каждом квадратном километре и выстрелы "волков-оборотней" в спину - вот что ожидало русского солдата в Восточной Пруссии.
Остановившись у ее границ, советские войска стали накапливать силы для решительного броска вперед. А Кенигсберг готовился к рождеству...
По приказу гаулейтера партии, обер-президента и имперского комиссара обороны Восточной Пруссии, имперского комиссара Украины и начальника гражданского управления Белостокской области, кавалера золотого знака национал-социалистской партии Эриха Коха, а попросту палача народов, городской магистрат Кенигсберга принял решение о широком праздновании рождества Христова. По мысли восточнопрусских наместников Гитлера, это должно было поднять боевой дух войск и населения, показать всем, что земля Восточной Пруссии - незыблемый бастион и Красной Армии, стоящей у ее границ, никогда не одолеть эту неприступную крепость... Вместе с тем нацистские руководители надеялись не только на бога. По всей Восточной Пруссии шла лихорадочная работа по подготовке новых укреплений и модернизации старых, передислоцировались войсковые подразделения с учетом возможных направлений русского удара, части пополнялись солдатами и офицерами - уроженцами Восточной Пруссии.
Рождественский бал для офицеров Кенигсбергского гарнизона намечалось провести в ресторане "Блютгерихт" - "Кровавый суд". Всех желающих, а ими были все офицеры гарнизона, ресторан вместить не мог, поэтому билеты распределялись по списку, попасть в который было нелегко.
Монотонный шум моторов убаюкивал, и кое-кто из пассажиров начал клевать носом. Командир группы разведчиков-десантников, направленных Центром для проведения операции "Лотос", капитан Петражицкий переменил позу. Он вытянул затекшую от неудобного положения правую ногу и стал потирать ее руками. Потом взглянул на часы. По его приблизительным расчетам, самолет миновал Прибалтийские республики и идет сейчас над Балтийским морем, между Ботническим заливом справа и побережьем Восточной Пруссии слева. Петражицкий посмотрел на противоположный борт самолета, за Которым находилась Восточная Пруссия, и попытался представить ее аккуратно возделанные поля, с немецкой педантичностью проложенные дороги, остроконечные кирки местечек, желтые дюны и рукастые сосны на берегу. Все это он видел на многочисленных фотографиях, постоянное рассматривание которых входило в круг обязанностей сотрудников отделения, которое возглавлял подполковник Климов. Правда, до войны капитану пришлось проезжать по территории Восточной Пруссии, когда он возвращался из Берлина в Москву. Но из окна вагона многого не увидишь, особенно в том случае, если поезд идет по Пруссии ночью.
...К столу Генриха фон Шлидена подошел оберштурмбанфюрер Вильгельм Хорст. Он поздоровался, поздравил Вернера с праздником и, подчеркнуто вежливо спросив разрешения, уселся рядом.
В это время на эстраде широкобедрая прима в который раз резко повернулась спиной к зрителям и потрясла обтянутым трико задом. Офицеры довольным ревом снова одобрили ее "искусство".
- Вам не нравится, гауптман? - спросил Вернера Хорст.
Вернер пожал плечами:
- Я не ханжа, оберштурмбанфюрер, но предпочитаю балет.
- Балет? - переспросил Хорст. - Мне казалось, что вам должно нравиться вот это... - И он кивнул головой в сторону эстрады.
- Почему, оберштурмбанфюрер? - спросил гауптман.
- Ведь вы воспитывались в Новом Свете, а, насколько мне известно, старое классическое искусство там не в чести.
- Я вырос в Азии, потом жил в Рио-де-Жанейро и несколько лет учился в Штатах. Но в Бразилии и в Соединенных Штатах достаточно поклонников классического балета. И потом в нашей семье поддерживались старые добрые традиции. Мой покойный отец считал, что немецкий дом должен быть немецким домом, даже если немец живет среди эскимосов.
Оберштурмбанфюрер усмехнулся:
- Скажите, а среди эскимосов вам не приходилось жить? Я понимаю, что германского представительства у них нет, но вы могли проводить свои каникулы, гауптман, на Аляске... В ту пору, когда учились в американском колледже.
"Что ему нужно? - подумал Вернер. - Не нравится мне этот разговор. Ведь это похоже на допрос..."
Вслух он сказал деланно равнодушно, будто пытаясь скрыть обиду, вызванную словами Хорста:
- Многие немцы учились в американских колледжах, оберштурмбанфюрер. Не думаю, чтоб это считалось отрицательным обстоятельством. Перенять техническую мысль потенциального противника, а потом использовать ее в борьбе с ним же!.. Именно этому учит нас фюрер. А каникулы я проводил на родине, в нашем имении. Фон Шлидены - коренные баварцы, оберштурмбанфюрер.
- Простите, гауптман, я не хотел вас обидеть. В последнее время нервы на пределе, вот и сострил неудачно. А ваш отец был настоящим немцем, сказал Хорст. - Предлагаю за него тост.
- С большим удовольствием, оберштурмбанфюрер. Благодарю вас, оберштурмбанфюрер, - дрогнувшим голосом сказал растроганный Вернер.
- Вы, верно, очень любили своего отца? - спросил Хорст. И, не дожидаясь ответа: - Кстати, можете не называть меня по званию. Мы с вами не на службе сейчас.
Он долил бокалы и снова поднял свой
- Называйте меня просто Вилли, - вдруг сказал он по-английски. - Или Билл, если бы мы были с вами в другом месте. - Хорст усмехнулся: - Вы удивлены? А я ведь тоже бывал в Штатах. И вы правы: у янки есть чему поучиться. Итак, давайте выпьем, - продолжал он уже по-немецки. - Только не будем целоваться, мне не нравится этот наш немецкий обычай. Но после этого 'бокала вы можете говорить мне "ты".
"Что это? - подумал Вернер. - Игра в кошки-мышки? Или случайное совпадение? Вряд ли такой тип, как Хорст, стал бы вести эти разговоры попусту..."
