Боб попытался унять кровь, промакивая платком вокруг носа и под носом. Ну и зрелище же предстало взорам сторонних наблюдателей! Охваченный паникой Боб, с чашей на носу и смятым, пропитанным кровью носовым платком под нею, завывая, выделывал курбеты по всему залу.
По улице как раз проходил практикующий врач, некто доктор Суитман, и трактирщик зазвал его внутрь для консультации. Осмотрев пациента, доктор Суитман не задержался с диагнозом:
- У больного на носу чаша.
После чего он закурил сигару и покинул трактир "Корабль", не забыв сперва подробно проинструктировать пациента, куда доставить гонорар, причитающийся к выплате до тридцатого числа текущего месяца.
Хозяин заведения выбежал на улицу вслед за доктором, протестуя против вынесенного вердикта. Эскулап стремительно развернулся: в лице его читалось неприкрытое изумление.
- Доктор, а снять-то ее как? - воскликнул трактирщик. - Чашу, стало быть?
- О, я для этого не нужен. Я - врач общей практики, и только. А ему нужен человек с ножом - их хирургами называют. Пусть обратится к доктору Сэмюэлю Крокеру, проживающему в Дартинг-Хилл. Он ему мигом эту штуку откромсает - нос, стало быть, - чик, и готово! Вот моя визитная карточка; не забудьте сказать Крокеру, что это я его порекомендовал. Лучшего хирурга, чем Крокер, в целом свете не сыщешь, так что гонорары у него довольно высокие. Доброго вам дня, трактирщик.
И с этими словами доктор зашагал прочь, с сигарой в зубах, заложив руки за спину, явно очень собою довольный.
- Чума на тебя! - выругался трактирщик. Он постоял еще немного, провожая медика потрясенным взглядом, а затем бегом кинулся обратно в "Корабль", дабы оказать страдающей душе какую-никакую помощь и содействие.
Глава V
Гость за окном
Молт-Хаус, Вороний переулок, вторая половина дня. Мистер Хантер уже вернулся в родные пенаты, разыграв свой маленький спектакль в трактире "Корабль", и направился прямиком в кабинет - в просторный, обширный покой, с которым не так давно знакомился мистер Роберт Найтингейл. Вручив сюртук слуге, он устроился за массивным, старомодным бюро - за тем самым бюро, в ящиках которого мистер Найтингейл обнаружил несколько разрозненных монет, письма и пергаменты, покрытые причудливыми письменами, и карту двенадцати городов. Разумеется, предметы эти теперь находились не здесь - благодаря любопытству мистера Найтингейла и его холщовому мешку. Вспомнив об этом, мистер Хантер задумался ненадолго, во власти мрачной решимости. Однако же вскоре перед глазами его заклубился туман воспоминаний; под влиянием необъяснимого порыва он подошел к окну и, отдернув занавеску, выглянул наружу.
В общем и целом зрелище было унылое. Пока конь нес мистера Хантера домой, в воздухе похолодало - постепенно, шаг за шагом, причем в буквальном смысле: чем ближе дом, тем ниже температура. Теперь же в Вороньем переулке бушевал, раскачивая ветви деревьев, ледяной ветер. Низкие, темные, истрепанные тучи явно не находили себе места, ища, куда бы вывалить запасы снега. Однако мистера Хантера все это мало затрагивало, разве что он еще острее ощутил собственную отчужденность и то, насколько он далек от всего знакомого и привычного.
Он обернулся и обвел взглядом покой - этот необыкновенный кабинет, вместилище удивительной коллекции сокровищ, каждое из которых было немым и загадочным свидетелем прошлого. Мистеру Найтингейлу комната показалась музеем, усыпальницей, где чтят память мертвых, но для мистера Хантера это был живой, осязаемый мир. На стенах висело оружие и доспехи, добытые им на заре юности: дротики и копья, мечи и небольшие круглые щиты, все из чистой бронзы. На столе громоздились артефакты, уцелевшие при посещении дюжего Боба: остатки коллекции сосудов для возлияний и терракотовых статуэток, и черного блестящего фаянса, столь характерного для культуры расенов. В центре комнаты возвышался алтарь из вулканического туфа, внутри которого некогда хранились таблички из этрусского электра, а теперь не было ничего, кроме спертого воздуха. Мистер Хантер скользнул глазами по расписным ширмам у камина, покрытым яркими изображениями колесничных гонок, атлетических состязаний, пиров и празднеств. Ныряльщики прыгали в воду, борцы сходились в поединке, всадники скакали верхом; сцены охоты и танцев перемежались картинами рыбалки и трапез. Счастливые времена... о, счастливые, трижды счастливые времена! И на фоне всего этого выделялась фигура шагающего флейтиста, гибкого и юного, выписанная художником столь живо и изящно, что казалось, будто в комнате еще звенит отголосок музыки.
Поддавшись внезапному порыву, мистер Хантер исчез за ширмами и тут же вернулся с флейтой удивительно тонкой работы: она состояла из двух одинаковых трубочек из золотистой древесины - длинных, хрупких, сужающихся к концу. Молодой джентльмен уселся на край бюро и поднес инструмент к губам.
Где-то с четверть часа он играл: его пальцы проворно порхали по боковым отверстиям двойной флейты, искусно варьируя высоту и тембр нот. Растекаясь в безмолвном воздухе, протяжная мелодия словно заполняла собою все укромные уголки и ниши. Судя по мастерству исполнения, было очевидно, что мистер Хантер не только прорицатель, но и талантливый музыкант. Играл он увлеченно, не замечая ничего вокруг: глаза его закрылись сами собою, брови двигались в лад напеву; и лицо, и весь облик светского щеголя словно растворились, и на смену им проступили лицо и обличия Вела Сатиэса, лукумона города Велка.
В противоположном конце комнаты высилась фигура юноши с гипнотическим взглядом и загадочной улыбкой, юноши, который, казалось, того и гляди пустится в пляс под музыку, - смотрелся он совсем как живой. Однако сей молодой человек, как всегда, довольствовался обличьем терракотовой статуи: то была земная инкарнация Аплу, лучезарного бога Солнца. А мистер Хантер все играл; мелодия звучала то нежно, то радостно, то печально, на грани отчаяния - как своего рода чествование, гимн памяти могущественного, одаренного народа, давным-давно исчезнувшего с лица земли.
Так прошло еще какое-то время. Но вот в дверях появился слуга, мистер Хантер отнял от губ флейту, и музыка оборвалась.
- Ну, в чем дело, Салоп? - осведомляется мистер Хантер, откладывая двойную флейту в сторону: он уже дал выход сердечной тоске, по крайней мере на время. - Что-то не так?
Престарелый челядинец в пропыленном фраке пытается отдышаться: видимо, даже столь незначительное усилие для изъеденных табаком легких оказалось чересчур тяжким.
- К вам гость, - скрипит он.
- Кто таков?
- Винч, - кратко отвечает Салоп. Два-три слога - вот и все, что ему под силу выговорить за раз.
