— У них всё просто. Доступно. Отношения настолько упрощены, словно они какие-то простейшие инфузории. Они разучились рожать себе детей. Это же великое чувство — материнство! — грустно говорила Ольга Ивановна Тарасова. Люди становятся роботами, а роботы превращаются в людей.
— Жить без страха может быть и хорошо, но тогда не нужна и сила воли, смелость и мужество. Это они вычеркнули из обихода. А вот роботы их защищают, заботятся, чтобы им было тепло, чтобы вовремя поели во время экспедиций на дальние галактики.
— Роботы за них рожают детей. Я слышала, что они даже кричат от боли.
— Они уже никогда не узнают, что такое романтизм и авантюризм, нахальство и спесивость, жадность и щедрость, глупость и коварство, забота и жалость, страдание и любовь.
— Жизнь у них пресна, друзья мои. Однообразна. Мы жили куда как интересней. Согласитесь? Мы боролись, мы побеждали, мы испытывали чувство безысходности, ярости и грусти. Мы сами воспитывали своих и чужих детей. Мы сомневались и любили.
— Мы верили и надеялись. Мы гадали по морщинам на руках.
— Мы верили в чудеса! — взволнованно говорил седой человек, которого все просто звали — Друг. Он мог придти к любому человеку, чтобы помочь, поддержать, утешить. — Мы даже молились Богу, незная, где он.
— Они теперь знают всё. Это так несообразно — знать всё. Зачем знать всё? Должна быть хоть какая-то тайна.
— Я согласна, — кивнула очаровательной головкой Ольга Ивановна. — Нет ничего прекрасней ушедшей юности. А эти — они вечно юны, но не умеют волноваться, думая о своём любимом. Любовь они назвали химическим процессом, вывели таблетки. Проглотили двое или трое — вот тебе и любовь. Смешно. Не хочешь любить, устал, пей пилюлю — всё пройдёт, не будешь страдать, не будешь мучиться.
— Сколько у меня было в жизни разочарованней? Сколько раз я обманывался, — заговорил Ивлев радостно. — Но ведь я был счастлив, пусть небольшое время, короткий отрезок. Пусть наступало разочарование, пусть я страдал, но ведь перед этим я был неимоверно счастливым человеком. Сегодня я не могу себе этого позволить. Я настолько стар, настолько новая жизнь вытравила из меня почти все прежние чувства, что мне кажется, что я — это уже не я.
Долгожители выпили заказанный древний продукт, который старики называли кагором, закурили, вдыхая ядовитый дым из белых палочек. Приехавшая милая барышня из службы здоровья, ласково объясняла, что в табачном дыме содержится множество вредных для здоровья человека элементов, а загрязнение атмосферы не стоит делать. Старики не потушили сигареты, а пускали дым в специальные урны, которые очищают его и выделяют продукты сгорания в виде пыли. Старики и старушки танцевали и пели, а два вспыльчивых «паренька», ухаживавшие за одной дамой, вызвали друг друга на дуэль. Это не было шуткой. Старикам привезли пистолеты, но зарядить их оказалось нечем. Порох в патронах разложился, но механизмы действовали нормально.
Утром следующего дня Ивлев, страдая головной болью из-за отравления алкоголем, отказался получить помощь, а, перелистывая книгу из числа экспонатов, задумался. «Они встречаются очень редко. Надо бы просто жить вместе, неподалёку, чтобы чаще видеться, общаться…»
— Если вы хотите, я помогу вам, — заговорил Цветок. — Одно ваше слово, и я верну вам молодость, порывы и сомнения. Я всё могу. Я Цветок Исполнения Желаний.
— В сказках не врали? — удивился Ивлев.
— Нет. …И живая вода существовала ещё тогда.
— Я думал, что это отражение мечты.
— Вы и летать умели, но лишь не знали как. Вспомните свои сны. Это всё реально. Только люди утеряли свои знания. Для роботов это естественно. Программа сбивается часто у вас. Что-нибудь постепенно разлаживается. Раз в сто тысяч лет вы теряли что-нибудь в своей генетики. Это такие пустяки. Вы могли гулять по всем параллельным мирам, а теперь вам это и не нужно. Разучились. Было столько на Земле проблем, что, начиная с нуля, ваш мир, ваша цивилизация, что-то теряла, а потом пыталась восстановить, но не всегда это удавалось.
— Значит, мы биологические роботы. А нынешние роботы — кто же?
— Они вполне смогут сравняться с вами, с теми, какими вы были когда-то. Не нарушится программа, вы станете похожими на них, а если Сам внесёт коррективу, то… получится тупиковая ветвь, которая будет функционировать, но постепенно заменится, как и вы. Вы считаете, что знаете, что такое пространство? Увы, Николай Николаевич, этого не знает никто. Пространство не только многомерно оно и многофункционально многоинформационно. А время — это чудо из чудес. Они может течь впёрёд, назад, вбок, вверх — куда угодно. Поместите в центр шара точку — это будет ноль времени. Вы в нём оказались. Ваш организм стоит на одном месте. Каждое движение от центра отправит вас в другой мир, который развивается не только по спирали, но и как угодно. Не пугайтесь. Вы помните о яблоке? Это модель мироздания, но не всего, а только кусочка. Разрежьте яблоко. Как хотите. Каждый срез — мир. Каждое зерно — это центр. Как вы будете резать, таким будет слоем, срезом ваша цивилизация. Это грубое сравнение. Бывают завихрения, отклонения. Не забивайте голову. Хотите вернуться на свой временной срез?
— Из любопытства? А дети у меня могут быть?
— У вас всё может быть.
— Прежние болезни, ошибки. Я буду их исправлять.
— Естественно. Одни исправите, другие — сделаете.
— Память сохранит нашу встречу?
— Не думаю. Что-то смутное, бессвязное, как сон, как туман.
— Я согласен.
Николай Ивлев возвращался из института, Светили окна домов, позванивали трамваи, на мокром асфальте отражались изменяющиеся цвета светофора. Сегодня получил тему дипломного проекта. Тема интересная, придётся попотеть, но и кандидатская станет ближе. За киоском послышалась возня и вскрик, призыв о помощи. Можно пройти мимо. Николаю показалось, что так с ним уже было. Он запомнил мокрый асфальт, облака, подсвеченные последними лучами зашедшего солнца. Но тогда он не остановился.
Умер заклятый враг. Кадет Венька не ликовал. Умер и умер. Теперь не будет досаждать придирками. «Не так скафандр надеваешь. Неправильно отчёт написал о командировочных полётах». Натерпелся от него Маруськин, пока оканчивал космическую кадетскую школу первой ступени. Терпел. Даже по ночам месть придумывал. Никто не получал столько выговоров, как Веня. Его жалели. Враг гонял его по тренажеру так, что искры сыпались у контрольного робота из круглых глаз. За других кадетов заступались братья, отцы. У Веньки никого поблизости не было. Он сам отвечал за себя. А сержант просто тиранил парня. Глумился.
