От них пахло страхом. Они - для того, чтобы выехать из его страшной сказки - были чересчур уж настоящими. Порванные кольчуги, побитая кираса, у одного на перевязи рука. Запаленные кони. В потрепанных ножнах мечи. Глаз отсюда не было видно. Но Хальк знал, что живет в их зрачках: звериное, вызывающее жалость и ужасающее одновременно. Как застарелый запах крови от бинтов, муть, гной. Эти не боялись сами, но жажда, не утоленная ими, могла заставить убить. Некнижный, вот такой, овеществленный ужас. Дети, кажется, тоже почувствовали это и молчали. Смотрели на Халька. Всхлипнула, потерлась головой о его плечо Лизанька. Хальк осознал, что ищет, где им укрыться, или что-то, чтобы навалить на люк в полу. Полусумрачная зала была отвратительно пуста. И оружия никакого. Разве... битая бутылка против меча. Класс. А эти... солдаты... подъехали, медленно слезали с коней, устраивались под стеной. Мелькнула мыслишка: отдохнут и уедут. Так хотелось в это поверить! Затаиться и ждать. К закату о них начнут беспокоиться. Нет, учитывая мнительность и способность Ирочки впадать в панику - часа на два раньше. Глупо.
Что ему делать - с детьми за спиной? Выскочить:
- Я вызываю вас на поединок! Ценою - моя и их жизнь!
Он, в отличие от этих, железного меча в руках не держал. Да и полагаться на милосердие таких...
Теперь он жалел о прочности ступенек!
- Что же вы! - сверкнула глазищами Мета. - Выскочить - и в окошки. В разные стороны. Арбалетов там нет.
Хальк, прячась, выглянул: действительно нет. А я отвлеку их, выйду. На нем повисли с двух сторон, на Мету посмотрели обвиняюще. Да, они худенькие, маленькие, пролезут в нижние бойницы, а воспитатель?
А он во все глаза смотрел на того, с пораненой рукой. Вот где привелось встретиться. Ave, мессир де Краон, Одинокий Бог.
Ну вот, все просто. Алиса! Если, чтобы встретиться с тобой, нужно умереть, я готов.
Он повернулся к детям. Подмигнул как можно беззаботнее.
- Мета умница. Вы выскочите и побежите в разные стороны. За помощью, уточнил он, подавляя бунт в зародыше.
Помощь... Полтора часа туда, полтора обратно. Гай, Ирочка, в лучшем случае, управляющий с ружьем. Против этих всех.
- Ясно, дети?
Они смотрели. Может быть, все понимая и прощаясь. Потом, как мышки, посочились вниз. Слава Богу, здесь никто не косил луга. Трава ему по грудь. А им - пожалуй, с головой. Побегут. Он помнил, как бегает, перебирая ножками, птичка коростель. Точно мышка пробежала. Только быстро-быстро колышется трава. Хальк тряхнул головой. Штопор лестницы. Парапет. "Анна! Анна! Не едут ли наши братья?!" - Эй, Краон, поговорим?!
И все же его молитвы были услышаны. В облаке пыли приближалась погоня.
Женщина не скакала впереди всех - было видно, что она вообще совсем недавно научилась ездить конно. И над ней не развевалась орифламма. Только ветер рвал седеющие короткие волосы. И запрокинутое лицо стало намного старше - словно она прошла дорогами всех их сказок. Хальк видел его так отчетливо, будто между ними были не три яруса башни, будто они стояли - дотянуться рукой.
- Алиса!!..
Ветер сорвал слова с губ, донес. Адепты, возившиеся под стеной, обернулись.
Двери... двери внизу, тяжелые, запертые на засов... продержались. Летя в щепы под мечами.
- Сто-ять! - Краон тяжело выпрямился. Под прицелом арбалетов, зная, что не уйдет.
Кешка выскочил, как Пилип из конопли, повис на шее у кузена. Так Хальк и чувствовал, без этого не обойдется. Но машкерад! Кольчуга, поножи, латные перчатки. Черт, это же настоящее все! Это не из музея, не синематограф.
- Алиса! - заорал Краон. - Алиса! Иди сюда. Одна! Можешь с мечом, видимо, он усмехнулся. - Все - стоять! У меня заложник!
Хальк испытал настоятельную потребность всадить ему бельт в задницу. Хотя бы кирпич! Зашарил рукой по парапету. Как назло, ничего не попалось. Хальк перегнулся вниз, чтобы лучше видеть.
- Т-ты, ведьма! - проорал Краон. - Ты еще помнишь, что такое порох?
Алиса сползла с коня. Словно была ранена или очень устала. И сделала шаг к нему. Подняла голову. Взгляды ее и Халька встретились. Она сделала еще шаг. Да что ж это! Удержите же ее! Вы мужчины или кто?!
- Феличе! - заорал Хальк. - Не пускай ее!
Они окаменели. И адепты и, стало быть, Круг.
- Канцлер!
У того рука в перчатке слиплась на поводьях. Каждая жилочка ныла, но он тоже закаменел. Воздух дрожал. Воздух срывался то грозой, то радугой. Сумасшедшее лето. Сколько мне лет? Девятнадцать?
Алиса шла. Да что я, помереть должен, чтобы ее остановить?!
- Слушай, - сказал Краон. - Я Бог, и я еще раз предлагаю тебе выбор. За его жизнь. Слово дам, что не буду преследовать. Можешь его забрать. И жить долго и счастливо, и умереть в один день. Зачем тебе это королевство? Эти марионетки? - он кивнул на остальных. - Они же все придуманы. Мной и этим, он обернулся на Халька. - И ты тоже. Ты мертва. А он трус. Он мог тогда меня остановить.
За спиной Алисы полыхнула радуга. Женщина шла.
- Дура! - закричал Хальк. - Не иди! Не смей ему верить!
Море ударило в подножие маяка. Рассыпалось солеными брызгами. Алиса была совсем близко от Краона - на расстоянии меча. Хальк вскочил на парапет. Головы задрались к нему, кто-то тоненько ахнул.
Сказку вам?!
Он ступил на стеклянный прогнувшийся воздух. Мостик. Росинки. Чаячьи перья. Смерти нет.
Сзади полыхнуло, опалило затылок. А под ногами... рельсы. Две колеи среди рудой травы. Руда. Кровь. Блестящие полосы, две параллельные прямые, соединяющиеся в бесконечности.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
Была вторая половина дня, ближе к закату, когда неопределенного возраста мужчина без особых примет спрыгнул с разогретой зноем брусчатки на песчаный морской берег, и мост растаял в мареве за его спиной. Был мужчина русоволос и сероглаз, сухощав и ловок в движениях. Одежду его составляли мягкие на шнуровке, хорошие, но сильно истоптанные сапоги, короткие брюки из руан-эдерской дерюги с обтрепанными краями, перетянутые широким поясом с ножом в порыжелых ножнах, и распахнутая на груди рубашка, жесткий воротник которой натер до красноты крепкую шею. За плечами у мужчины болтался на широких лямках выгоревший вещевой мешок.
Мужчина недоуменным взглядом обозрел находящуюся у него в руках роскошную широкополую шляпу, зачем-то подул на пышные страусиные перья и одним коротким движением отправил шляпу через плечо. Не коснувшись воды, шляпа растворилась в воздухе. Мужчина обернулся к морю, присвистнул и долго, задрав голову, провожал взглядом орущих чаек. Потом перевел взгляд ниже и дальше и присвистнул снова. Перед ним были развалины маяка. Что это маяк, указывали, собственно, только местоположение башни и отсутствие рядом других строений. Да и над башней пронесся какой-то катаклизм, оставив от нее полтора яруса, а остальные неровными обугленными глыбами валялись тут же. Верх башни точно аккуратно срезало ножом, если, конечно, можно вообразить нож подобных размеров. Среди глыб воткнулись обрушенные балки, лестницы и остатки перекрытий. Мужчина, возможно, рассчитывая найти что-либо интересное, подошел ближе. Нельзя сказать, чтобы не нашел, хотя по его лицу трудно было решить, доволен ли он своей находкой. Это была женщина - не мертвая, а потерявшая сознание, в чем он убедился, нащупав пульс на ее шее мозолистым пальцем. Ее ударило по виску упавшим камнем, ударило вскользь, содрав кожу, облепившие рану бронзовые мухи поднялись с недовольным жужжанием. Ощупав находку и убедившись что других серьезных повереждений нет, мужчина поднял ее на руки, бормоча, что вредно лежать на земле и в таком месте, и отнес подальше, где случайно упавший камень или деревяшка не могли завершить свое дело. Там он вытащил из мешка такой же белесый, как и вся его одежда, плащ, подстелил на песок и устроил незнакомку на нем. Сосредоточенно подумав, жидкостью из фляжки, извлеченной из того же мешка, обмыл рану и замотал тряпицей. Оценил дело рук своих, приложился к фляжке и опять полез в развалины. Он появился оттуда через несколько минут, спугнув топающую по берегу чайку, держа в руках острый, слегка припорошенный пылью клинок. Задумчиво взвесил его на руке - меч оказался легковат, покачал, полюбовался, оттерев, сиянием граней. Еще раз взглянул на закопченные развалины. Его смущало отсутствие людей. Даже трупов. Судя по уцелевшим следам, внутри маяка происходило неслабое сражение. И вот... Солнце медленно опускалось в море. Пора было позаботиться о ночлеге.
