– Вы опять меня удивляете. Отвечаю: «Смертельное манит». Этот факт отметил еще Аристотель. И вас именно это – это! – сюда привело. Сомневаетесь?.. А вот покопайтесь в душе. Что-то неясное… Оно томит. Оно не давало вам спать в Одессе, что ни вечер – бешеный пульс. Касается… и убирает холодный пальчик от сердца. Это намного острее, чем залезать к женщине под одеяло. Так ведь?.. Ну, ответьте, что я ошибаюсь!.. Видите! Фигура души это совсем не контуры тела.
Мой спутник запнулся на ступеньке, разбитой ядром, и его мысль, как хрупкая шестерёнка, потеряла нужный зубец.
– Представьте, что было бы с нами, если б не трусость. В лучшем смысле этого слова, конечно. Из трусости проистекает так называемый здравый смысл. Но до этого мутная трусость выжимает из себя прозрачную и полезную капельку под названием осторожность. К слову, мечтательность – обязательный элемент трусости. А от мечтательности до гениальных поэм рукой подать.
Я поинтересовался:
– А смелость?..
– Смелость – это очень высокая степень отсутствия трусости. – Отвага ещё чище…
Старинная турецкая крепость Аккерман всасывала всю окрестную темноту подобно огромной воронке. Окраинные дома, метрах в двухстах, были похожи на заплесневелую краюху. Время шло к полуночи, злые полевые сверчки подняли невыносимое дребезжанье.
Вскоре мы пробрались к угловой западной башне.
– Хватит, больше не курим, – категорически приказал мой собеседник.
И пообещал:
– Сейчас вы увидите, как одесский газетный трёп превратится в жутковатую правду. Напомните, как там эту тротуарную девушку именовали – «Одесская хроника», да? Бумажная ажитация. Правильно замечено: авторучка – оружие массового поражения. Поверьте, наше приключение случится куда интересней, чем описывал репортер. Порвите сомнения, как убитые письма.
Мне этого тоже хотелось, и я сказал:
– Уже почти верю.
В ответ он негромко, хотя диковато, закричал:
– Да, да и да!
Я ещё раз дал себе обещание щедро расходовать запасы молчания.
Вернувшись в узкую для него рассудочную колею, мой спутник продолжил в нормальном тоне:
– Сегодня, можно уверенно предполагать, последний день. При ночной температуре воздуха ниже плюс 30° наш таинственный объект впадает в оцепенение. И, пожалуй, уже до следующего июля.
Он извлёк из сумки на ремне старый термометр, сказал о приборе: «Пятьдесят лет живой работы», – и осветил шкалу спичкой:
– А теперь… М-да, ситуация на пределе. Жара собирается на осенний покой. Он прилетит, я уверен. Обязательно прилетит! У нас с вами жирный шанс: я прихватил на охоту вернейшее средство. И направление ветра подходит как никогда. Феромоны – слышали такой термин?..
– Если без научных окрестностей, то это выделения потовых желез у живых существ. Феромоны улавливает некий орган Якобса. Имеется также у человека. Размер органа чрезвычайно мал – один-полтора миллиметра. К органам обоняния он имеет лишь косвенное отношение. Правильно говорить про любовь с первого запаха, а не взгляда.
Мой знакомый заметил, что я неплохо подготовился.
– И недоверия, надеюсь, стало меньше. Ах, только прибавилось?.. Будем считать, что это для вас закономерно. Знания имеют две крайности: часть публики теряет последнее чувство меры, а другие сомневаются в собственном существовании. В своё время образованные люди не хотели верить в шаровидную форму Земли. Шар неустойчив! А вот планета плоская, в основании три кита – это надежно, а потому для ума приятно. Понимание любого феномена требует свободного движения мысли. И лёгкости чувств. Порхания, – так уместно сказать, помня о смысле нашего визита на эти стены.
Я припомнил:
– «Чудо не противоречит природе, чудо противоречит нашим знаниям о ней».
– A-а, да, точно. Вы, оказывается, Блаженного Августина почитываете?
– Скорее, читаю.
– Разумеется, разумеется.
Тихо перебрасываясь словами, мы прошли по верху стены к угловой, особенно мрачной, башне. Безмерная гладь Днестровского лимана давила из темноты. Мой спутник присел на орудийный портик, вновь открыл сумку, грузно висевшую на плече. На свет Божий, хотя уместнее говорить: во мрак, появилась бутылочка, следом целлофановый пакет.
– Приступаем, – из пакета поднялся и крохотным пушистым облачком проплыл клок медицинской ваты.
Мягко и маслянисто булькнуло.
– Нам нужно самую малость. Боюсь в темноте не угадать.
Воздух наполнил пряный щекочущий запах.
– Даже пальцы жжёт! – с неудовольствием прошептал мой спутник. – С концентрацией перемудрил. Уже давно собираюсь приобрести демпферные весы. Тогда будет и точнее, и проще.
Он закрыл бутылочку, а влажный комок ваты сунул в щель между камнями.
– Многовато, не спорю. На весь лиман достаточно десятка молекул.
Я заметил:
– На приманке этих молекул, наверно, миллион.
– Да, миллион! – буквально прошипел он. – Всё равно прилетит! И не вздумайте сомневаться! Обязательно прилетит! За пятьдесят километров прилетит. Этот раствор для него как разящая насквозь стрела Амура.
Я буркнул: чёрт его знает…
– Вот, вот! А чёрт знает. Чёрт, что замечено многими, весьма информированное существо.
Прошла минута-другая…
– Уже летит! – уверенно заключил мой спутник, глядя с отвесной крепостной стены в сторону широкой дельты Днестра.
Это было некрасиво, отчасти полное свинство, но после таких уверенных слов я хохотнул.
От возбуждения его уже просто трясло. На мой смех он не обратил никакого внимания.
– Объект появится со стороны цитадели. Прямо из-за стены. Мы не стоим там, так как нужно время его увидеть. А потом полетит вдоль рва под стеной. Как раз на нашу приманку. Обманный рывок влево-вправо – и плавно сядет возле приманки. Это понятно?
– Да вроде…
– Чудесно. Приготовьте ружьё. И, господин Робин Гуд, не спешите стрелять. Только-только начнет садиться… Вот тогда восходит ваша снайперская звезда.
Он посмотрел на цитадель: шпиль башни наколол Полярную звезду.
– Как много совпадений – просто удивительно. По астрономическому календарю сейчас рядом с этой звездой находится планета Марс. Я вижу. А вы?.. Да во-о-он же! Всё равно: нет!.. Ага, чувствуете! Да, Марс будоражит…
* * *
История, в которую я напросился, была не без странностей. Про гигантскую бабочку, которая один-два раза за лето, и обязательно в невыносимо душную ночь, залетает в Аккерманскую крепость, слухи бродят давно.
В негромкой, пугливой от суеверий молве больше присутствует исполинский мотылек. Бабочка или мотылек – принципиально разницы никакой. Мотылек, по научному определению: небольшая бабочка. Но именно про мотылька вспомнил для меня некий пожилой аккерманский житель, во времена минувшие – немецкий колонист из близко расположенного селения Шабо. Огромность прожитых лет сделала его немногословным.
