Остальное тело появилось, когда Колокольник вывалился из врат. Он рухнул вниз, и его фигура становилась все меньше и меньше, а потом пропала вдали. Но Кикахе удалось разглядеть белый всплеск, когда тело упало в воду.
Он глубоко вздохнул и сел. Его трясло. Наконец-то Колокольник умер, и все вселенные обрели безопасность.
«И вот я здесь, — подумал Кикаха. — Вероятно, единственное живое существо в этой вселенной. Настолько одинок, настолько может быть одинок человек. И если я не придумаю, как сделать невозможное для своего несуществующего завтра, то скоро стану вторым мертвым существом в этой вселенной».
Он вновь глубоко вздохнул, а потом сделал то, что требовалось сделать.
Возвращаться на брус по шесту было также больно, как и слезать с него. Добравшись до бруса, он передохнул, зацепившись еще и ногой. После того как боль в руках прошла, он забрался на брус, балансируя на нем. Окупились часы тренировки на натянутой проволоке и лазанья на большие высоты. Он смог сохранить равновесие, пока прикидывал, из какой точки упал Колокольник. Она была всего лишь неопределенным куском голубизны, и существовал всего лишь один шанс попасть в цель.
Кикаха прыгнул вперед и вверх, и его голова и часть тела прошли через обруч. Затем из него вырвалось громкое «уф», когда он ударился животом о край обруча. Кикаха вытянул руку, ухватился за камень кончиками пальцев и подтянулся. Какое-то время он спокойно лежал, пока сердцебиение не пришло в норму. Он увидел, что колокол парит над ним, а лучемет валяется на поверхности островка.
Кикаха встал и осмотрел колокол. Тот выглядел целым. Когда антенны убирались внутрь, их кончики затыкали отверстия в нижней части колокола. Но сами антенны оказались сделанными из менее стойкого металла, и поэтому они пострадали от времени. Так он, во всяком случае, предполагал. Кикаха даже не видел антенн, такими тоненькими они были. Но факт, что Колокольник не послал впереди себя колокол, говорил Кикахе, что прибор поврежден. Наверное, взрыв на короткое время испортил что-то в относительно тонкой аппаратуре по улавливанию мозговых волн. В конце концов, эта аппаратура была чем-то новым, поэтому Колокольник не имел времени, чтобы подвергнуть ее полевым испытаниям.
Что бы там ни случилось, колокол висел над островком на той же высоте. И все еще оказывал слабое сопротивление толчками по горизонтали. Кикаха предположил, что его антенны все еще действовали. Иначе колокол не сохранял бы постоянную высоту.
Это давало Кикахе единственный шанс добраться до земли, располагавшейся на несколько тысяч футов ниже. Он, правда, не знал, насколько велик был этот шанс. Колокол мог просто остаться на том же уровне.
Кикаха перекинул через плечо ремень лучемета, прижал к груди колокол и шагнул через обруч. Спуск его оказался столь же быстрым, как если бы он воспользовался парашютом, но оказалась ниже, чем он предполагал. Время от времени ему приходилось отталкиваться ногами от камня, так как колокол постоянно сносило к стене, словно масса скалы притягивала его.
Затем Кикаха оказался в десяти футах над водой и отпустил колокол. Он стал падать немного быстрей, врезался в воду, которая оказалась теплой, и всплыл в сильном течении. Ему пришлось потрудиться, чтобы выбраться на берег, но он сумел справиться с потоком. После того как Кикаха восстановил силы, он прогулялся вдоль берега, пока не увидел колокол, зависший у стенки скалы, словно новорожденный детеныш, прижавшийся к матери. Кикаха никак не мог добраться до него, да и не видел никаких причин делать это.
Несколькими ярдами дальше он нашел тело Колокольника. Оно закончило свое плавание подле каменного рифа, едва выступающего над поверхностью реки. Ему распороло спину, а затылок стал мягким, как будто ударился о бетон, а не воду. Нож все еще торчал из солнечного сплетения. Кикаха вытащил его и вытер о мокрые волосы Колокольника. Ножу падение не повредило.
Кикаха вытащил тело из реки и обнаружил лучемет на ремне. А потом поразмыслил о гигантских вратах, установленных в виде обруча, подобно тем, меньшим, на остановке в другом мире. Двое врат находились на этой стороне реки, двое — на другой. Все они располагались на углах квадрата со стороной в две мили. Он дошел до ближайших и бросил туда камень. Тот пролетел сквозь обруч и упал на скальную поверхность с другой стороны. Это была одна из шуток Рыжего Орка. Наверное, все врата никуда не вели, и он застрянет в этом пустынном мире, пока не сдохнет с голоду. Следующий обруч оказался тоже всего лишь обручем.
Кикаха начал испытывать усталость и голод. Теперь ему нужно переплыть реку, чтобы добраться до остальных. Течение было очень сильным. Расстояние от одного обруча до другого составляло две мили, и если придется испытывать все четыре, то он совершит прогулку в восемь миль. Обычно он не возражал против таких прогулок, но за последние несколько часов слишком многое перенес.
На минутку он присел, но тут же вскочил, громко обозвав себя дураком. Он забыл, что врата могут быть односторонними и, не срабатывать с одной стороны, срабатывая с другой. Он подошел к обручу, потом бросил камень. Результат был тот же самый.
Тут уж ничего не оставалось, как идти и проверять следующий обруч. Второй тоже оказался пустышкой. Кикаха переплыл реку и вылез на другой стороне после того, как течение снесло его на пол мил и вниз, увеличив его прогулку. Лучемет сильно затруднял плавание, поскольку весил фунтов тридцать. Нести его было удовольствием ниже среднего. Но Кикахе не хотелось бросать оружие.
И еще один обруч оказался всего лишь куском металла. Он поспешил к последнему, пока солнце еще не село. Оно сияло в безмолвной тишине неба над безмолвной тишиной земли. Даже ветер замер, и единственным звуком оставалось журчание реки, стихшее, когда он отошел от берега. Теперь он слышал лишь собственное дыхание и звук своих шагов.
Когда он добрался до последнего обруча, то захотел отложить на время свои испытания. Если окажется, что и это еще одна шуточка Рыжего Орка, то она вполне может оказаться последней шуткой, с какими когда-либо знакомился Кикаха.
Первый камень пролетел и ударился о скалу, находившуюся за обручем. Второй ударился там же.
Кикаха заорал от досады и стукнул кулаком о ладонь. Потом пнул небольшой валун и, взвизгнув, заскакал от боли. Он дернул себя за волосы и отвесил себе увесистую оплеуху, а потом обратил лицо к голубому небу, безразличному желтому солнцу и завыл, как волк с попавшим в капкан для медведя хвостом.
Через некоторое время Кикаха застыл неподвижно и безмолвно. Он вполне мог сойти за изваяние, вытесанное из светло-красного камня, которого было так много в этом мире. Только подрагивали веки, и грудь вздымалась и опадала в такт дыханию.
