Василий Головачев - Реквием машине времени

Снова вернулись в зал. Иван обошел его по периметру, высвечивая каждую впадину, и обнаружил в центре колодец с белыми скобами, уходящими в темноту. Колодец был снабжен толстой прозрачной крышкой, в глубине которой светились буквы ТФМ и непонятный значок в виде стрелы, перечеркнувшей круг. Крышка была откинута.

— Влезем в какую-нибудь канализацию! — пробормотал Костров, глядя на светящиеся буквы. — Но выхода нет. Все арки ведут на балкон, а узкие трубы — в колодцы с костями. Смотри, снова те же буквы… Интересно, что они обозначают? Знаешь, мне пришла мысль, что здесь ходили люди.

— Через этот колодец?

— Не только. Вспомни лифт, разрушенную лестницу, двери, да и этот колодец с нормальной лестницей… Паукам все это не нужно: скобы, ступеньки, двери, широкие коридоры… Значит, строили здание люди?

— Логично. Но где же они? Почему встречаются только следы да пауки, непонятно как ворвавшиеся в Брянский лес?

Иван задумался, но мысль, которая, казалось, все объясняла, ушла, спряталась в ворохе впечатлений. Делать было нечего — следовало проверить, куда ведет этот колодец. Иван попробовал прочность первой скобы и полез в глубину. Опустившись на высоту своего роста, он неожиданно уперся ногами во что-то упругое. Посветил фонарем вниз, но увидел лишь продолжение колодца. Тем не менее нога упиралась в упругое препятствие, совершенно невидимое.

— Что там? — шепот Таи отразился от стен странной трубы звонким дребезжащим эхом.

— Не понимаю… не пускает. Ничего не видно, но под ногами словно резиновая подушка.

Иван попробовал прочность «подушки» двумя ногами — держит.

— М-мда, кажется, и здесь нам не пройти. Влипли.

— Подвинься, пожалуйста, я тоже попробую.

— Я вылезу.

— Нет-нет, одна я боюсь.

Тая забралась в колодец, и в тот же момент крышка люка бесшумно закрылась за ними, чуть не придавив Ивану пальцы. Прозрачная преграда под ногами засветилась призрачным зеленым светом, свет собрался в облачко и превратился в пылающие буквы и цифры: ТП-22 000.

— Мембрана семь, — раздался снизу четкий мужской голос с едва заметным акцентом. — Спуск в пределах хроноперехода. Рекомендуется инкриентная ориентация и псивеллинг.

Через несколько секунд буквы погасли, а затем неизвестная упругая субстанция, на которой стоял Иван («Силовое поле», — мимолетно подумал он), стала опускаться. Костров автоматически ухватился за скобы, но те «поехали» под руками с той же скоростью, что и невидимое «дно». И вдруг наступила невесомость!

Тая тихо вскрикнула от неожиданности и выпустила из рук фонарь. Иван чуть не выронил свой фонарь — тоже от неожиданности: показалось, что они сорвались и полетели вниз, в глубину колодца. Но скобы были под руками, ветер не свистел в ушах, ничего не изменилось, кроме ощущения потери веса.

«Падали» недолго: упругая сетка поймала их и мягко опустила на твердый пол. Иван перестал поддерживать Таю.

— Не ушиблась?

— Только испугалась и, кажется, потеряла фонарь.

— И мой что-то погас.

Иван повозился, фонарь вспыхнул, но свет его был не так ярок, как прежде.

— Батареи сели, что ли?

Они висели на скобах в том же колодце! Казалось, до крышки вверху можно было дотянуться рукой, но Иван, вытянув левую руку, встретил упругое сопротивление. Явление повторилось «со знаком минус»: сначала они не могли опуститься вниз, теперь не могли подняться наверх.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Не больше твоего. О, смотри!

Вверху над их головами беззвучно таяли в воздухе светящиеся цифры: — 40 000.

— Здесь своя жизнь и своя техника. Одно знаю твердо: на Земле пока нет ни такой техники, ни таких зданий. Мне кажется, что мы еще не видели и тысячной доли того, что здесь есть.

— Не хочешь же ты сказать, что мы не на Земле? — жалобно проговорила Тая.

Иван попробовал нащупать ногой «подушку», но не нашел.

— Не знаю. Надо выбираться из здания, тогда все станет ясно. Кажется, теперь можно спуститься ниже. Я пойду первым.

Они снова начали спускаться, осторожно пробуя скобы, хрупкие с виду, но прочные, как будто из стали. И оказались… в решетчатой кабине лифта с распахнутой дверью! Дверь вела в знакомый круглый зал, похожий на тот, что окружал лифт, вынесший их в зимний лес с мамонтами.

Три выхода в темные коридоры, два из них — в старой пыльной паутине, третий выводил в длинный зал с непрозрачными окнами и дверью.

— Метаморфозы на грани помешательства! — пробормотал Иван. — Похоже, мы уже под землей, я потерял ориентацию. Как ты думаешь, в какой стороне «двор» со снегом?

Тая беспомощно пожала плечами.

— Я тоже запуталась.

Они осмотрели сначала левый коридор, узкий и холодный, — из него несло плесенью и сыростью, потом тот, что вел в длинную комнату с окнами. Иван уже имел опыт открывания дверей, разделенных металлической полосой, но на этот раз его усилия были тщетными: дверь лишь на мгновение отогнула край и тут же встала на место. Правда, они успели заметить золотистый купол неба — «двор» с мамонтами находился за этой дверью.

Иван прекратил попытки открыть упрямую автоматическую дверь и махнул рукой.

— Нам пока там делать нечего. Зато совершенно ясно, где расположена внешняя сторона нашей тюрьмы.

Они углубились в оставшийся коридор, широкий, но сырой, с застоявшимися лужами на грязном полу. Стены коридора были серыми, с цветными разводами, и в них местами торчали концы ржавых и мокрых балок, с которых капала вода.

В коридоре было тихо, пусто и мрачно, как в могильном склепе, лишь звуки падающих капель рождали дребезжащее эхо, вязнувшее в толще казавшихся бетонными стен.

Иногда откуда-то из неведомых глубин здания волнами накатывала дрожь, сначала слабо, потом все сильней и сильней. По лужам разбегались круги, разбиваясь в интерференционной картине, с потолка падали комки и отслоившиеся пластинки бетона. Дрожь усиливалась до такой степени, что у людей начинали стучать зубы и в позвоночник, в шею, в грудь, в голову проникала жаркая боль. Потом дрожь уходила в пол, убывала, исчезала совсем, и в коридор вновь возвращалась капельная тишина.

Через полчаса стало понятно, что коридор тянется бесконечно, как и тот первый, сухой и пыльный, по которому невольные разведчики протопали около полусотни километров. Иван не терял направления, пока они шли, и теперь выходило, что слева — внутренняя сторона здания с ровным золотым светом, а справа — внешняя, конечная цель их поисков. Но добраться до нее не представлялось возможным, в этом коридоре не было ни окон, ни дверей, ни трещин. Надо было возвращаться. И тут Иван поймал-таки мысль, не дающую ему покоя.

— Постой… — сказал он, останавливаясь, — мы же спустились на этаж ниже…

Тая непонимающе посмотрела на него.

— Ну и что?

— А то, что мы не могли видеть дневной свет, так как опустились «по мембране номер семь» ниже поверхности земли.

— Что же мы тогда видели?

— Проще вернуться и посмотреть еще раз.

Тая с гаснущей надеждой посмотрела вперед: коридор, непропорционально, нечеловечески длинный, подавляющий своей загадочной необходимостью тем, кто его строил, как и все в этом здании, уходил в сырую, угрюмую тьму, навевавшую уныние и страх.

Фонарь светил совсем тускло, пришлось выключить его и включать периодически, чтобы не наткнуться на стены. В зал с лестницей они вышли мокрые, как после дождя, и Тая вслух посетовала, что это не тот зал, где можно было обсушиться, просто сидя на полу.

Иван еще раз попытался открыть упрямую дверь в сыром и длинном зале с рядом слепых окон. Напрасно. Тогда он обошел зал кругом и нашел проход в соседнее помещение, замаскированный свисающим покрывалом серого цвета. Покрывалом оказалась паутина, мокрая и грязная. Иван сбил ее стержнем на пол и, посвечивая под ноги, прошел в квадратную комнату с бугристым скользким полом и сочащимися сыростью стенами.

— Б-р-р! — содрогнулась Тая, выглядывая из-за его спины. — Все-таки это, наверное, подвал. Пошли наверх, там хоть сухо и тепло.

Иван, не отвечая, подошел к серому пятну справа на стене, с минуту разглядывал его и вдруг ударил по нему ногой. Раздался отчетливый хруст, пятно распалось и осыпалось кусками, обнажая дыру в стене с «воротником» из расплавленного материала стены. В комнату хлынул водопад знакомого золотистого света. Иван сбил остатки паутины, потрогал гладкую поверхность «короны» и присвистнул.

Золотое зарево на горизонте не изменилось, как и рокот, идущий оттуда. Но вместо снега и лиственного леса перед изумленными путешественниками открылась болотистая низина, ограниченная слева опушкой дикого леса, состоящего из знакомых деревьев — лиственницы, секвойи, бука — наряду с незнакомыми, не то пальмами, не то древовидными папоротниками. Справа низина переходила в зеркало воды, отражающее огненно-желтый световой шатер на горизонте.