к знакомым механикам.
Прежде чем прыгать, приходилось все мои пожитки – бочонки и канистру – собирать в кучу, да и во время подготовки тщательно следить, чтобы они оставались в тени символа. Иначе будет, как с посохом, – прилечу один, совсем один. И не на берег гостеприимного острова с пресной водой и бесплатным жильем, а в соленую бесконечность океана. Темнело не так быстро, но я прыгал на северо-восток и уже после пятого прыжка обнаружил себя в ночи. К счастью, облачности почти не было, мерцали звезды, и подсвечивала горизонт далекая заря на западе, но каждый раз, выныривая за глотком воздуха, казалось, что я все потерял, ничего же не видно: судорожные поиски на ощупь, слабина самодельных веревок – если что-то оторвется, искать придется через дар, а это значит, мне нужен хотя бы один бочонок. Счастье, когда на ослабевшем конце ощущал рывок непослушного предмета, – есть, не оторвался.
Пять минут отдыха верхом на канистре, и снова прыжок. В детстве на море, если не было шторма – тогда были другие забавы, – обожал прыгать в воду с пирса. Казалось, что короткий полет в теплую, ласковую безопасность можно повторять бесконечно, упражняясь в акробатике и просто наслаждаясь невесомостью. Можно сказать, сбылась мечта пацана – прыгай, сколько влезет. Никто не позовет тебя обедать, никто не сообщит строгим голосом, что, мол, губы синие, хватит! Но что-то в этот раз было не так – никакого счастья, кроме радости осознания, что еще жив, что не разбился.
Удары о воду, кстати, были нешуточные, как я ни старался, но, похоже, выскакивал из прыжка на высоте метров в десять, не меньше. Пару раз летел так долго, что успевал серьезно испугаться, а учитывая темноту, это было немудрено. Может, там все двадцать или тридцать метров, кто знает? Как бы то ни было, удары отрезвляли, и желание чуть-чуть протянуть прыжок подальше, сэкономить на количестве отбивали напрочь. К тому же, если пробью воду слишком глубоко, есть риск глупо оборвать концы, соединявшие меня с бочонками и канистрой.
Когда окончательно потерял счет прыжкам, началась новая проблема – несмотря на ясное небо, океан качало, и качало сильно. Я то взлетал не спеша под самые звезды, то обнаруживал себя в густой черноте гигантского колодца. Укачивало, да и болтаться на канистре становилось все тяжелее. Но что хуже, так это то, что было все труднее удерживать бочонок с линзами между своей головой и Источником. Мало того, что болтало, так и сам Источник потихоньку смещался все глубже и глубже под горизонт. Приходилось буквально прижиматься к бочонку головой и регулировать положение тела, растопыривая ноги, как поплавки. Когда ты стоишь на твердом полу в полный рост, несложно прикрыться посохом, даже если черная дыра почти под ногами. Другое дело, когда твоя голова еле торчит над водой, а бочонок обладает такой плавучестью и вертлявостью, что опустить его под воду – никак.
В какой-то момент обнаружил себя предельно измотанным, голодным, с сильнейшей жаждой, болтающимся на неустойчивой канистре где-то в океанской бесконечности. Заря окончательно угасла. Красиво – погибнуть посреди пустого океана другой планеты, за миллиарды километров от Земли, под невидимым светом черной дыры! Даже акула не сожрет, нет их тут, не развились пока.
Вздрогнул. Показалось, что заснул. Слез с канистры, судорожно загребая ногами и собирая барахло поближе. Болтануло, бочонок в очередной раз больно ударил по лицу. Не обращая на это внимания, притянул его к себе, прижался лбом, повиснув одной рукой на веревках от канистры и второго бочонка, нырнул в дар. Там тоже качало, линзы хаотично смещались, едва прикрывая тошнотворный поток. Торопливо проверил положение, наспех прицелился, прыгнул.
Первое, что увидел, – далекая заря. Даже не заря, а так, отблеск будущего – еле светлая полоса горизонта. Но! Это не привычная идеальность, а ломаная, вся в зазубринах и неровностях далеких гор. Второе – даже не понял сразу, какая-то пачка огней в стороне, стремительно несущаяся в небо. Что-то темное заслонило их полет, и жесткий удар об воду выбил воздух из легких. Еще судорожно выгребал к воздуху, а в голове уже застыло возбуждающее осознание: корабль. Причем не так и далеко – километр, может, чуть больше. Несмотря на манящую близость суши, новая цель отбила последнее желание сражаться. Зачем? Не лучше ли аккуратно приблизиться, чтобы в последнем прыжке не сломать ноги о палубу, и все?
Капитан Самтонар никогда не стоял ночные вахты – возраст. Его торговое судно «Стремительный лох» было ненамного моложе. К тому же капитан его полноправный владелец. И хотя пузатый? с большой осадкой «Стремительный лох», похоже, шел в предпоследний свой рейс, но, пока он на ходу, статус Самтонара много выше простого наемного моряка, даже самого опытного. Второй помощник, вооружившись фонарем скелле, обходил судно, размышляя о несправедливости своего положения и мечтая при первой же возможности перейти на современное судно, желательно свежей постройки, где к тому же не придется делить вахты с учетом немощности старика-капитана. Океан качал, но в меру, ветра не было, и, судя по звездному небу и бледной заре, по крайней мере утро пройдет без метеорологических приключений. Впрочем, утром он уже будет спать и ему не придется выслушивать за завтраком унылые своим однообразием рассказы проснувшегося хозяина.
Обогнул по длинному проходу камбуз и на пару мгновений задержался, вглядываясь в тусклый отблеск с мостика, – похоже, все штатно: вон маячит подсвеченный лампой силуэт рулевого, тускло отсвечивают на бортах деревянной надстройки ходовые огни. Ночь. Ленивый спящий океан привычно кренит палубу, экипаж большей частью спит, в теплом, влажном воздухе царит почти безветренная звездная тишина.
Неясный хлопок, еле слышный, как будто кто-то в небе открыл застарелую бутылку священного напитка, заставил второго помощника повернуть голову. Его челюсть непроизвольно отвисла, свободная рука машинально схватилась за леер.
Прямо над баком в слабом отсвете огней, казалось, завис чудовищный паук: темный силуэт в центре, напоминающий раскорячившегося в нелепой позе человека, окруженный длинными тонкими щупальцами-шнурами с темными кляксами загадочных форм. Весь этот мрак, вся нелепость распростертых конечностей к тому же была окружена слабо мерцающими отсветами судовых огней каплями воды. В следующее мгновение пугающая чужеродным ужасом фигура рухнула на палубу, загремев тяжелым дождем металла и пролившись потоками воды.
Второй помощник непроизвольно попятился, ожидая, как зашипит раскаленное железо, смешавшись с рухнувшим небом, и замер. Ничего больше не происходило. Темная куча на баке слабо шевелилась с едва слышным грохотом, как будто где-то далеко в трюме болталась сбившая крепления
