– Да ладно, не надо ничего расписываться! Не вызывали, и все! Базара нет.
– Хорошо, – я киваю головой и делаю вид, что собираюсь уходить, а тот, из-за двери, таращится на меня через глазок. – Милиция подъедет, разберется.
– Какая еще милиция? – голос становится почти истерическим.
– Постановление мэрии, – вру без малейшего стеснения. – С целью предотвращения ложных вызовов неотложной помощи и для экономии средств федерального медицинского страхования. Не расписались – разбирайтесь с милицией. Я им сообщу, через полчасика подъедут.
– Эй, подождите!
Щелкают замки, дверь открывается. Высовывается морда молодого человека – довольно крупная, раза в полтора шире моей.
– Доктор Панченко, – я вежливо прикладываю руку к сердцу, кланяюсь и улыбаюсь. – Кажется, вы сменили гнев на милость? Можно пройти?
– Ага, только быстро.
Прохожу. Квартира – в элитном, выстроенном три года назад доме, уже это обо многом говорит. Бедные здесь не живут, да и обычный средненький класс – тоже. Жилье для богатых.
Парню лет двадцать. Не толстый, не успел еще набрать лишнего жира, просто габаритный от природы. Да еще и качок – сто десять кило, не меньше, и бицепсы как дыни. Кулаки здоровенные, с характерными отметинами – единоборствами занимается. Никак не бандит, скорее, мажор – сынуля обеспеченных родителей. Белобрысый к тому же, отмечу. Люблю бить блондинов, сам не знаю, почему. Может быть потому, что сам я брюнет, к тому же активно лысеющий.
Если он – единственное препятствие на пути к моей Женечке, то препятствий нет.
Дверь он оставляет открытой – видимо, уверен, что выпроводит меня через полминуты. Это хорошо, потому что замки, само собой, сложные, и открываются только ключом, никаких защелок и собачек.
Прихожая размером чуть больше моей большой комнаты, много зеркал, на полу – ламинат. Дрянная штука, очень скользкая, драться на таком – никакого удовольствия. Впрочем, справимся… да о чем я вообще? Вроде, никто не собирается пока драться. Может, обойдется?
Я подхожу к высокой тумбочке, уютившейся между двух угловых зеркал, достаю из широких штанин чистый листок бумаги, кладу его на тумбочку и говорю:
– Ручка есть?
Козырный вопрос. Надо же, на самом деле, забыл я впопыхах ручку. Любой бы догадался, что что-то не так: врач скорой без ручки, чемоданчика, стетоскопа и медсестры – чистый нонсенс. А я-то думал, чего мне не хватает, умственный инвалид… Но парниша, похоже, видит врача скорой в первый раз в своей благополучной жизни, и, как говорится, усом не ведет.
– Ага, щас.
И исчезает в одной из комнат.
Длинный коридор идет вдаль, содержит шесть дверей, а потом поворачивает вправо, и что там, я не знаю. Значит, как минимум, шесть комнат. Да какая мне разница, сколько их здесь – комнат? Куда интереснее, сколько здесь людей. И где моя Женя, в конце концов?
Блондин возвращается очень быстро, и не один, а в компании. Увы, не в компании Жени. Его сопровождает долговязый хлыщ – такой же юный, нисколько не культурист, хотя и не обделенный природой внешностью. Два с малым метра, тонкие усики, взбитый над низким лбом кок а-ля пятидесятые, чистая белая кожа, длинная щель рта, правильный нос и глаза как у народного певца Киркорова Филиппа Бедросовича.
Красавчик, словом. По внешнему виду – взбудораженный и вообще на взводе. Как говорит мой приятель Вася Мидянин – будированный. Есть такое забавное слово. «Весьма будирован», – обычно говорит друг мой Мидянин.
Несет, значит, блондин ручку типа «Паркер», всю золотую. Ладно, пойдет, лишь бы писала.
– Чо надо? – кричит этот длинный и хватает меня за лацканы халата. – Ты чо сюда пришел, лепила?
О, какие слова мы знаем… Он еще и пьян, оказывается. Не понял, что пришел дяденька врач из скорой, и нужна дяденьке всего лишь расписка. Ну ладно, потерпи, мальчик. Недолго осталось… надеюсь.
Начинаю заводиться, но нужно держаться. Нужно.
– Ты чо, отпусти его! – гудит басом блондин. – Я же сказал: врач приехал.
Золотые слова. Парень врубился, не буду бить его сильно.
Аккуратно, интеллигентно отцепляю клешни долговязого от своей спецодежды, отодвигаюсь от парней на три шага и говорю:
– Где Женя? Давайте ее сюда, ребятки, и побыстрее.
– … … …! – орет длинный. (Я обещал не использовать в своем рассказе ненормативную лексику, и сдержу обещание, Буду оригиналом на фоне нынешних непрерывно матерящихся бытописателей). – Я же сказал тебе, …, …, а ты ни … не понял!
– Заткнись! – кричит в ответ блондин. – Зови братьев! Бегом! А я щас разберусь!
Ага, значит, здесь как минимум четверо. Пока не слишком много. Хотя кто знает, сколько на самом деле. Может, этих братьев – человек десять…
И этот здоровенный блондин сразу начинает бить меня. То есть он думает, что начинает бить, а на самом деле я начинаю обрабатывать его, и при этом думаю, как бы не убить до смерти, потому что это, сами понимаете, статья. Парень действительно чему-то учился, видно по траектории удара, но все остальное, кроме траектории, не годится ни к черту. Ни силы, ни работы ногами, ни скорости, ни защиты. Защиты у него вообще нет, не умеет он такого. Готов поспорить, что он платит за свое обучение немалые деньги. Неправильно это. У нас в стране странная прямая зависимость, не похожая на то, что имеет место в капиталистической Европе (в которой я бывал несколько раз и смею судить). У нас так: чем больше ты платишь, тем меньше шансов, что ты чему-то научишься. Возможно, это вытекает из нашего советского прошлого, в котором все было бесплатно. Когда студента дрючат и в какой-то степени унижают, он приучается работать и часто боготворит дрючащих его учителей. Это бесплатно со стороны студиозуса, но неизменно приносит положительный результат. Когда же, наоборот, обучаемый исправно платит за свое обучение, то получает дурацкую иллюзию, что за свои деньги может не делать ничего, не ходить на лекции, не сдавать полноценно экзамены и, проще говоря, не учиться. Результат, как правило, плачевный.
Парень, затеявший со мной драку, чему-то учился, но учился плохо. Не привык, что его дрючат, и потому халтурил. По мне он не попал ни разу, и двух моих ударов хватило ему с избытком. Бедолага рухнул на ламинат как подстреленный буйвол и сразу затих. Я обещал не бить его сильно, и не бил. Он удачно притворился полутрупом – вероятно, был не так глуп, и понял, что сегодня ничего хорошего для него уже не произойдет.
Через полминуты из комнат набежали остальные трое – долговязый и пара братцев. Слова «они мне не понравились» в данном случае не подойдут, потому что понравиться мне они не могли по умолчанию. Проблема в том, что братцы оказались куда круче блондина и долговязого, с явными бойцовскими навыками.
