Одни, застав такую картину, кричали от ужаса и ударялись в панику, других рвало, и они спешили отвести глаза. Один из офицеров, с первого взгляда сориентировавшись в ситуации, выхватил атомный пистолет и пристрелил всех безумцев.
Адмирал фон Блумдорфф был конченым человеком: узнав о самом худшем, он разом превратился в жалкую, с трудом передвигающуюся развалину, способную лишь на бесполезную ярость. К нему привели одного из безумных, и адмирал отшатнулся.
Карл Франтор поднял на него покрасневшие глаза.
– Ну, адмирал, вы удовлетворены?
Но адмирал не стал отвечать. Он выхватил пистолет и, прежде чем кто-либо успел остановить его, выстрелил себе в висок.
И вновь Карл Франтор стоял перед президентом. Его доклад был четок, и не вызывало сомнений, какой курс предстоит теперь избрать землянам.
Президент Дебю покосился на одного из безмозглых, доставленного сюда в качестве образца.
– Мы проиграли, - произнес он. - Нам приходится согласиться на безоговорочную капитуляцию... Но придет день... - Его глаза вспыхнули при мысли о возмездии.
– Нет, господин президент, - зазвенел голос Карла. - Такой день не наступит. Мы должны предоставить венерианам то, что им причитается, свободу и независимость. Пусть прошлое останется прошлым. Да, многие погибли, но это расплата за полувековое рабство венериан. Пусть этот день станет началом новых отношений в Солнечной системе.
(Черные монахи пламени)
Black Friar of the Flame (1942)
Перевод: Б. Александров
Глаза Рассела Тимбалла сверкнули торжеством, когда он увидел обломки того, что всего несколько часов назад было крейсером ласинукского флота. Искореженные шпангоуты, выпиравшие во все стороны, убедительно свидетельствовали о чудовищной силе удара.
Невысокий полный землянин вернулся в свой ухоженный стратоплан. Какое-то время он бесцельно крутил в руках длинную сигару, потом раскурил её. Клубы дыма поплыли вверх, человек прикрыл глаза и погрузился в размышления.
Услышав осторожные шаги, Тимбалл вскочил. Двое проскользнули внутрь, бросив быстрые прощальные взгляды наружу. Люк мягко закрылся, и тут же один из пришедших направился к пульту. Почти сразу безлюдная пустынная территория оказалась далеко внизу, и серебристый нос стратоплана нацелился на древний мегаполис Нью-Йорк.
Прошло несколько минут.
— Все чисто? — спросил Тимбалл. Человек за пультом кивнул:
— Ни одного корабля тиранов поблизости. Совершенно ясно, что «Грахул» не успел запросить о помощи.
— Почту забрали? — нетерпеливо поинтересовался Тимбалл.
— Мы достаточно быстро её отыскали. Она не пострадала.
— Мы нашли и ещё кое-что, — с горечью заметил его напарник, — кое-что другое: последний доклад Сиди Пеллера.
На мгновение круглое лицо Тимбалла обмякло, изобразив что-то вроде страдания, но тут же вновь окаменело.
— Он мертв! Но он пошел на это ради Земли, и, значит, это не гибель! Это мученичество! — Помолчав, он печально добавил: — Дайте мне взглянуть на донесение, Петри.
Он взял протянутый ему простой, сложенный пополам листок, развернул и медленно прочитал вслух: «Четвертого сентября произведено успешное проникновение на борт крейсера флота тиранов „Грахул“ Весь путь от Плутона до Земли вынужден скрываться. Пятого сентября обнаружил искомую корреспонденцию и завладел ею. В качестве тайника использовал кожух ракетных двигателей. Помещаю туда доклад вместе с почтой. Да здравствует Земля!» Когда Тимбалл читал последние слова, голос его странно подрагивал.
— От рук ласинукских тиранов пал Сиди Пеллер — великомученик Земли! Но он будет отомщен — и во сто крат. Человеческая раса ещё не до конца выродилась.
Петри глядел в иллюминатор.
— Как Пеллер сумел это сделать? Один человек успешно пробрался на вражеский крейсер, на глазах у всего экипажа выкрал документы и разбил корабль. Как ему это удалось? Нам никогда не узнать ничего, кроме того, о чем говорят сухие строчки его донесения.
— Он выполнял приказ, — заметил Уильямс, зафиксировав управление и повернувшись к спутникам. — Я сам доставил ему этот приказ на Плутон. Захватить дипломатическую почту! Разбить «Грахул» над Гоби! Пеллер выполнил свое задание! Вот и все! — Он равнодушно пожал плечами.
Атмосфера подавленности все усиливалась, пока Тимбалл не нарушил её.
— Забудем, об этом! — загрохотал он. — Вы уничтожили все следы пребывания Сиди на корабле?
Оба его спутника кивнули. Голос Петри стал деловитым:
— Все следы Пеллера были выявлены и деатомизированы. Они никогда не догадаются о присутствии человека на их корабле. Сам документ заменен заранее подготовленной копией, которая доведена до такого состояния, что её нельзя прочесть. Она даже пропитана солями серебра именно в том количестве, которое остается после приложения официальной печати императора тиранов. Могу поклясться жизнью: ни одному ласинуку не придет в голову что катастрофа произошла не из-за несчастного случая, а документ не был уничтожен.
— Хорошо! Они уже двадцать четыре часа не могут установить место падения. С воздуха его не засечь. Теперь передайте мне корреспонденцию.
Тимбалл бережно, почти с благоговением взял в руки металлоидный контейнер и с силой сорвал крышку. Там находился слегка почерневший деформированный футляр.
Документ, который он вытряхнул из футляра, с шуршанием развернулся. В нижнем левом углу виднелась огромная серебряная печать самого императора Ласинука-тирана, который, живя на Веге, правил третью Галактики. Послание было адресовано вице-королю Солнечной системы.
Трое землян мрачно и внимательно пробежали глазами по изящным строчкам. Резкие, угловатые ласинукские буквы отливали красным в лучах заходящего солнца.
— Что, разве я был не прав? — прошептал Тимбалл.
— Как всегда, — согласился Петри.
По-настоящему ночь так и не наступила. Черно-пурпурное небо потемнело совсем незначительно, звезды стали ненамного ярче, но, если не обращать на это внимания, в стратосфере не ощущалось разницы между присутствием и отсутствием Солнца.
— Вы уже обдумали следующий шаг? — нерешительно поинтересовался Уильямс.
— Да… и давным-давно. Завтра я навещу Пола Кейна — вот с этим, — и Тимбалл указал на послание.
— Лоару Пола Кейна! — воскликнул Петри.
— Этого… этого лоариста! — одновременно выдохнул Уильямс.
— Лоариста, — согласился Тимбалл. — Он — наш человек!
