– Я ничего не боюсь, – сказал Эрик – сказал не столько ей, сколько себе, и не столько утверждая это, сколько этому удивляясь. – Я почему-то ничего не боюсь, Элли…
– Это ты-то не боишься? – ехидно сказала Элли. – Ты так нервничал, что мы останемся без денег и мне придется идти на панель!
– Ну что ты несешь? – сказал он. – Ну что ты такое несешь, когда все хорошо, когда сейчас начнется такой ураган, когда – боже мой! – ты рядом… с ума сойти…
– Нет, – сказала Элли. – Ну, что ты? Не надо.
– Хватит, ты хочешь сказать?
Элли промолчала.
Эрик потрогал затылок. Волосы отросли на два пальца, и шрам хоть и чувствовался, но виден уже, наверное, не был. Так, сказал себе Эрик. Чтобы раз и навсегда: ничего не было. Ничего. Ты ни в чем не виноват, понял? Ни перед ней, ни перед собой. Все с самого начала. С нуля.
Они поднялись по лестнице с пляжа на набережную и от набережной пошли по узкому крутому переулку. Эрик знал эту дорогу – она вела к дому. К их с Элли дому. Неподвижный, мрачный воздух вдруг сдвинулся и потек, все быстрее и быстрее. Зашумели деревья. «Скорее!» – сказала Элли, и они побежали. Они добежали до знакомого дома и по наружной лестнице поднялись в мансарду. Через секунду начался ливень. Здесь все было как всегда – Эрик огляделся, быстро узнавая предметы. Их было мало: стол с посудой на нем, два парусиновых стула, шезлонг и два надувных матраца, брошенных в углу один на другой. Дешевая цветастая люстра висела на проводе, потому что крюк из потолка был выдран с мясом. Вон та дверь – это стенной шкаф, а вон та – так называемые удобства.
– Я в душ, – сказал он.
Стоя под холодной струей, он попытался вспомнить то, что было связано с этим домом, но у него ничего не получалось. Когда он вышел, Элли сидела на стуле посреди комнаты и плакала.
– Элли! – Он бросился перед ней на колени. – Элли, маленькая, что с тобой? Что случилось?
– Ничего, – сказала она. – Ничего. Все хорошо. Я так устала…
– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал Эрик. – Мне лучше. Я сегодня как проснулся.
– Да, – сказала она. – Конечно, все будет хорошо.
– Конечно, вот увидишь.
– Я когда плачу, то из меня тревога выходит…
– Ты меня прости.
– Зачем ты опять об этом?
– Да? Хорошо, я не буду.
– Не надо.
– Я не буду.
Дождь молотил по крыше, и ветер сотрясал оконные стекла. Стало темно, и они сидели в темноте.
– Элли, – позвал Эрик.
– Что?
– О чем ты думаешь?
– Мне захотелось вдруг, чтобы мы никогда не умерли.
– А мы умрем?
– Да.
– Странно, – сказал Эрик. – Правда, странно?
– Очень. А ты о чем думал?
– Не знаю. Я теперь так мало знаю о себе… И я еще почти не умею думать. Выпотрошили и зашили… Давай не будем обо мне.
– Ладно, – сказала Элли. – Мы привыкнем, правда?
Прошла минута, другая…
– Да, – сказал Эрик. – Мы привыкнем.
