Они наконец пришли, и Донна открыла дверь.
— На этот ворсистый ковер не наступай, — предупредила она.
— Куда же мне можно? — Стой смирно или иди по газетам. Когда–нибудь, — сказала Донна, сняв кожаный пиджак и встряхнув длинными волосами, — я выйду замуж, и тогда мне все пригодится, вот почему я ничего не выбрасываю. Когда выходишь замуж, нужно иметь практически все. К примеру, вот это большое зеркало мы увидели в соседнем дворе; еле–еле уволокли втроем, час возились.
— Сколько из того, что у тебя есть, ты купила, — спросил Арктор, — и сколько украла?
— Купила? — Она в замешательстве посмотрела ему в глаза. — Что ты хочешь этим сказать — «купила»?
— Как ты покупаешь наркотики, — объяснил Арктор. — Секи. — Он достал бумажник. — Я даю тебе деньги, а ты мне за них даешь товар. Под словом «купить» я подразумеваю распространение товарно–денежного обмена на всю сферу человеческих отношений.
— Кажется, понимаю, — произнесла она.
— Вот сколько ты содрала кока–колы с грузовика, за которым ехала в тот день? Сколько ящиков?
— Хватило на месяц, — ответила Донна. — Мне и моим друзьям.
Арктор бросил на нее укоризненный взгляд.
— Это форма товарообмена, — пояснила она.
— А что… — Он улыбнулся. — Что ты дала взамен?
— Себя.
Теперь он расхохотался.
— Кому? Водителю грузовика, который не имеет никакого…
— «Кока–кола» — это капиталистическая монополия, как и телефонная компания. Тебе известно, — ее темные глаза сверкнули, — что формула приготовления кока–колы засекречена и веками передается из рук в руки в одной семье? Где–то в сейфе хранится запись этой формулы. Интересно, где… — задумчиво добавила она.
— Твоим дружкам–головорезам в жизнь не найти.
— На кой черт нужна эта формула, если сколько хочешь можно утащить с их грузовиков?! У них уйма грузовиков. Куда ни плюнь — везде грузовики с кока–колой, причем плетутся еле–еле. А я, как только выпадает случай, еду следом. Они прямо бесятся от злости.
Донна улыбнулась ему тайной, милой улыбкой, словно пыталась заманить его в свой странный мир, где она тащится и тащится за каким–нибудь грузовиком, а потом, когда грузовик останавливается, просто крадет все, что там есть.
Не потому, что она прирожденный вор. Даже не из мести. Просто она так насмотрится на ящики с кокой, что наперед решит, как ими распорядиться…
— Хочешь пересчитать? Тысяча ровно.
Арктор взял пакеты, передал деньги и подумал: Донна, вновь я могу тебя сейчас заложить, но, наверное, никогда этого не сделаю, потому что жизнь возле тебя полная, и удивительная, и радостная; я не решусь перечеркнуть ее.
— Можно мне взять десяток? — попросила Донна.
— Десяток? Десяток таблеток? — Он открыл пакет и отсчитал ей ровно десяток. А потом десяток для себя. Завязал пакет и отнес к своему плащу в прихожей.
— Представляешь, что придумали теперь в магазинах? — возмущенно начала Донна. Таблеток нигде не было видно, она уже упрятала из в загашник. — С кассетами?
— Забирают, — сказал Арктор. — За кражу.
— Да нет, они всегда забирали. А теперь… Ну, ты знаешь, выбираешь кассету или диск, подходишь к продавцу, и тот отлепляет ярлычок с ценой. Так что ты думаешь?! Я чуть не накололась. — Она плюхнулась в кресло и достала завернутый в фольгу маленький кубик, в котором Арктор сразу распознал гаш. — Оказывается, это не просто ярлычок. Там есть крошечка какого–то сплава, и, если ты обошел продавца и идешь к двери, начинает реветь сирена.
— С чего ты взяла?
— Передо мной одна соплячка пыталась вынести кассету под пальто. Заревела сирена, ее заграбастали и сдали фараонам.
— Сколько у тебя было под пальто?
— Три.
— А в машине наркотики? — спросил Арктор. — Если б тебя взяли за кассеты, то обыскали бы и машину. Причем спорю, что ты делаешь это не только здесь, но и…
Он хотел сказать: «и там, где тебе не могли бы помочь знакомые из полиции». Но не сказал, потому что имел в виду себя. Если Донна попадется, он из кожи вон вылезет, чтобы ей помочь. Но ему ничего не удастся сделать в другом округе… В голове закрутился глюк, настоящее шугало: Донна, подобно Лакмену, умирает, и всем, как Баррису, плевать. Ее запрячут в тюрьму, и там ей придется отвыкать от препарата С, и выйдет она совсем другой Донной. Вернее, участливое выражение ее лица, которое он так любит, преобразится бог знает во что, но в любом случае во что–то пустое и слишком часто используемое…
— Когда есть гаш, я обо всем забываю. — Донна достала маленькую керамическую трубку и смотрела на него широко раскрытыми, лучистыми и счастливыми глазами. — Садись. Я в тебя вдую.
Арктор сел, а Донна поднялась, раскурила трубку, подошла не спеша, наклонилась и, когда он раскрыл рот — словно птенец, мелькнула мысль, — выдохнула в него струю серого дыма. Она наполнила его своей горячей, смелой, неиссякаемой энергией, которая в то же время успокаивала, расслабляла и смягчала их обоих.
— Я люблю тебя, Донна, — сказал Арктор. Это вдувание, этот суррогат секса, возможно, был даже лучше, чем все остальное. Такое интимное и такое странное… Равноценный обмен, пока не кончится гаш.
— Да, ты меня любишь. — Она мягко рассмеялась и села рядом, чтобы наконец затянуться из трубки самой.
— Послушай, Донна, — произнес он. — Тебе нравятся кошки?
Она мигнула; ее глаза были красными и воспаленными.
— Гадкие маленькие твари. Гадят за мебелью.
— Хорошо, а маленькие весенние цветы?
— Да, — ответила она. — Это я понимаю — маленькие весенние цветы. Которые появляются первыми.
— Самыми первыми, раньше всех.
— Да. — Она отрешенно кивнула с закрытыми глазами. — Раньше, чем на них наступят — и их нет.
— Ты знаешь меня, — проговорил он. — Ты понимаешь меня всего, без остатка.
Она откинулась назад, отложив выкуренную трубку. Ее улыбка медленно потухла.
— Что–нибудь случилось?
В ответ она лишь покачала головой.
— Ничего.
— Можно я обниму тебя? Я хочу приласкать тебя. Хорошо? Приголубить.
Донна заторможенно перевела на него темные расширенные зрачки.
— Нет! Нет! Ты слишком уродлив.
— Что? — сказал он.
— Нет! — резко выкрикнула она. — Я много вдыхаю коки. Мне надо быть сверхосторожной, потому что я много вдыхаю коки!
— Уродлив?! — ошеломленно повторил он. — Будь ты проклята!
— Оставь меня в покое, — не сводя с него взгляда, прошипела Донна.
— Конечно. — Арктор вскочил и попятился. — Конечно. Уж не сомневайся.
