Владимир Владко - Аргонавты Вселенной (с иллюстрациями)

Ученые надеялись, что астроплан академика Рындина поможет, наконец, выяснить природу загадочного излучения. Правда, кое-кто из ученых высказывал опасения, что космические лучи в глубинах межпланетного пространства могут оказывать вредное воздействие не только на аппараты экспедиции, но и на организмы ее участников. Насколько обоснованными были такие опасения, никто не мог сказать, тем более что другие ученые отвергали эту возможность. Все же Ленинградский институт физических проблем настоял на том, чтобы в астроплан были взяты запасы листового свинца. Космическое излучение в известной мере задерживается свинцом — во всяком случае, больше, чем другими материалами. Институт физических проблем считал, что в случае нужды аппараты и люди могут быть защищены свинцовыми листами.

Так или иначе, но до сих пор никто из участников экспедиции не ощущал никакого воздействия космических лучей на свой организм, хотя астроплан давно уже находился в межпланетном пространстве.

Сокол настойчиво проводил свои исследования, измеряя интенсивность и направление потоков космического излучения. Он работал со сложными приборами, и Галя Рыжко с уважением посматривала на их циферблаты. Чуткие стрелки, вздрагивая, отмечали интенсивность космических лучей, пронизывавших астроплан. Другие приборы позволяли установить направления, по которым лучи распространялись во Вселенной. Дело в том, что многие ученые оспаривали мысль о каком-то преимущественном направлении потоков этих лучей. Исследования Сокола должны были положить конец всяким домыслам и установить истину.

Никого, кроме Рындина, Сокол не знакомил с результатами своих наблюдений и выводами. Только Николай Петрович как руководитель экспедиции имел право в любое время, когда Вадим работал, просматривать его расчеты я записи.

Однажды Галина Рыжко случайно услышала короткий разговор.

— Вы уверены, что главный поток идет именно со стороны крабовидной туманности Тельца? — спрашивал озабоченным тоном Рындин.

Сокол ответил несколько нерешительно:

— Пока что все данные говорят именно об этом, Николай Петрович. Но около получаса назад гамма-прибор показал, что направление изменилось на шесть градусов. Может быть, как раз в это время посты управления отклонили курс ракеты?

— Сомневаюсь. Они обязательно предупредили бы меня. Но вы все-таки проверьте. Интереснее всего, что в таком случае главное направление космических лучей совпадает с одним из главных потоков радиоизлучений. Вы помните — их три, таких потока: от дзеты Тельца, от «сверхновой» в созвездии Кассиопеи и от той точки в созвездии Лебедя, где, как утверждают, столкнулись две галактики. Проверяйте, проверяйте, Вадим! Это чрезвычайно важно. Неужели центры окажутся общими и для космических лучей и для радиоизлучения?..

Галя Рыжко поняла из этого разговора мало. Здесь было ужасно много темного и непонятного, в этих запутанных науках — астрономии и физике! Со временем она, понятно, разберется во всем. Галя была в этом уверена. Конечно, можно было бы узнать, в чем тут дело, от самого Вадима Сергеевича. Но Сокол почему-то молчал и продолжал относиться к Гале с официальной сухостью, а Галя не могла начать первой: здесь был уже вопрос самолюбия.

Больше всего ей нравилось помогать Ван Луну. Приготовление еды и другие хозяйственные дела Галя, как мы помним, взяла в свои руки с первого же дня. Ван Лун был очень рад этому. Ведь, кроме обязанностей штурмана, он следил за работой многочисленных приборов, которые автоматически очищали воздух в асгроплане, удаляли из него углекислоту, добавляли свежий кислопод и регулировали влажность воздуха. Одобрительно поглядывая на Галю, помогавшую ему, Ван Лун приговаривал:

— Очень-очень хорошо, девушка! Еще немного — и Николай Петрович, думаю, разрешит передать и это хозяйство вам. Почтительно прошу — присматривайтесь, изучайте. Это вполне интересно.

Впрочем, Галине Рыжко казалось невероягно интересным буквально все. Николай Петрович, поощряя интерес девушки к делам экспедиции, говорил:

— Вы, Галя, можете принести нам большую пользу. Даже не нам, а всей науке. Подумайте только: все, что удастся передать вам, разгрузит Ван Луна и Вадима, у них останется больше времени для главных дел. А от этого, несомненно, выиграет наука. Конечно, как и везде, здесь надо знать меру. Если, например, забрать слишком много обязанностей у Ван Луна, то он начнет тратить все время на тренировочную стрельбу. А это для науки… гм… не самое полезное.

— Полагаю скромно: все-таки полезнез. чем лирические упражнения для инженера, — ядовито заметил Ван Лун, покосившись в сторону Сокола.

Дело происходило за обедом. Сокол, вероятно, не расслышал фразы Ван Луна, погруженный в собственные мысли. Иначе он обязательно ответил бы аналогичной шпилькой в адрес Вана. Таковы уж были излюбленные отношения двух друзей.

К общему удивлению. Сокол вдруг горячо воскликнул, как бы подводя итог своим размышлениям:

— Археоптерикс должен быть! Непременно должен быть!

Смысл этого восклицания понял только Ван Лун, который тотчас же охотно откликнулся:

— Это, предполагаю, новое веяние в науке? Очень интересно. Вспоминаю: вчера один мой добрый друг настоятельно уверял, что мы не встретим археоптериксов. Опасаюсь ошибиться, но он как будто доказывал, что развитие фауны на Венере еще не дошло до них.

— Я не говорил так, — возразил Сокол.

— Предупреждал: опасаюсь ошибиться, — вежливо напомнил Ван Лун, усмехаясь уголками губ.

— Бросьте, Ван! Тут дело не в шутках. Да, я вчера еще не решил для себя этого вопроса. А сегодня пришел к определенным выводам. К сожалению, для вас все это маловажно.

— Позволю осведомиться: почему? — настороженно прищурился Ван Лун.

— А что представляет для вас этот самый археоптерикс? В лучшем случае — очередную цель для выстрела.

— Можно и так. Согласен, ваш археоптерикс меня интересует меньше, чем другие животные. Как охотника, подчеркну.

— А иначе рассматривать вы и не можете. Между тем для геолога или палеонтолога этот вопрос чрезвычайно важен, он на многое может пролить свет. Что такое, в конце концов, археоптерикс? Ну, скажите, Ван!

Ван Лун не любил коварных вопросов, которые охотно задавал ему Вадим Сокол. Однако палеонтологией он в свое время немного интересовался: тут как будто не было никакой ловушки. Поэтому он, не задумываясь, ответил:

— Хм… Думаю — такая птица… из разных ваших чудовищ одной из эры… как это?… мезозойской или плезозойской, да?

— Ха-ха-ха! — расхохотался геолог, весело глядя на Рындина и Галю. — Как вы изволили сказать? «Плезозойской» эры? Ой, не могу! Ха-ха-ха! Дорогой Ван!.. Нет, не могу! Ха-ха-ха! Вы, очевидно, считаете, что название эры происходит от наименования животного плезиозавра? «Плезозойская»! Вот насмешил!