— И все-то он знает, наш Галлей! — пробасил высокий.
— На то он и физик. Однако похлебка, друзья, поспела. Помянем добрым словом погибший над Землей когда-то инопланетный звездолет неведомых героев!
— Звездолет — вряд ли, — возразил Галлей. — Скорее всего, они его оставили на околоземной орбите, а спускались на вспомогательном модуле. Он и взорвался.
— До чего же сказки живучи! — заметил высокий. — Сотни лет им нипочем.
— Я эти сказки, Федор Нилыч, еще дома по первоисточникам прове… — горячо начал Галлей, но замолк на полуслове.
Внезапно «на берегу» что-то произошло. Все трое сидевших у костра вместе с котелком взлетели на воздух, тщетно пытаясь обрести равновесие и вернуться назад.
Одновременно река, берег с лодкой, тускнеющая заря и речной туман исчезли, обнажив экраны, на которых только что с поразительной реальностью в объеме и цвете воспроизводилось голографическое изображение далекого земного пейзажа…
У звездолетчиков стало традицией уединяться в свободные часы в каком-нибудь земном местечке, с завораживающей достоверностью возникавшем с помощью голографии вокруг них в отсеке отдыха. И легко было воображать себя на прогулке, вспоминать родную Землю, вызывать к жизни воображением дорогие им памятники, знакомые улицы города или неизвестные дотоле земные чудеса: водопады, диких животных, бродящих в зарослях как будто совсем рядом, или, наоборот, такие уголки, желанные «земные» пристанища звездолетчиков во время полета.
Теперь все исчезло вместе с тяготением. Раньше оно создавалось тягой технического модуля через стокилометровый буксир. Летя впереди, технический модуль разгонялся с ускорением, равным ускорению земной тяжести, привычным для людей. Потому они и ощущали себя как бы в земных условиях. Теперь ускорение исчезло, и нарушилось энергоснабжение. С круглого потолка отсека вечернего «северного неба» тускло светила лампочка аварийного освещения.
Котелок плавал в воздухе между потерявшими вес людьми, а разлившаяся похлебка превращалась у них на глазах в большие и маленькие горячие шары, начинавшие жить самостоятельной жизнью внутри отсека отдыха.
— Что случилось, командир? — тревожно спросил Галлей.
— Ты физик корабля. Тебе первое слово, — отозвался Крылов.
— Видно, что-то с техническим модулем приключилось? — предположил штурман корабля Федоров.
— Едва ли, — возразил Галлей, отталкивая от себя все еще обжигающий котелок. — Скорее всего оборвался буксир.
Только сейчас физик со штурманом заметили, что командира звездолета не было рядом. Ловко перебирая руками по потолку, он двигался к пульту управления и уже оттуда крикнул:
— Обрыв, полный обрыв — и буксира, и кабеля управления.
— Но как это может быть? — поразился штурман. — Обрыв кабеля в пустоте? Что он, о звезды перетерся, что ли?
— Не о звезды, а о кванты вакуума, — заметил Галлей, не столько напуганный, сколько увлеченный необычностью происшедшего.
— Хватит удивляться! — прервал командир. — Надо перейти на аварийное радиоуправление.
— Есть перейти на радиоуправление, Я уже у аппаратов, командир. Но радиосвязи с техническим модулем тоже нет!
— Меняй частоту! Ищи! Надо во что бы то ни стало дать разгонным двигателям команду «стоп», не то улетит наш «передок» невесть куда. Что с обратной связью?
— Один шум и треск в ушах. Оглохнуть можно! У всех приборов обратной связи стрелки на нулях. И компьютер на аварийную ситуацию зря сработал. Его команда не была принята ведущим модулем.
— Очевидно, виной этому электромагнитная буря небывалой мощи в вакууме, — заметил Галлей.
— Думаешь, потому и радиосвязи у нас с Землей нет? — обернулся к нему командир.
— Не только. Обрыв буксира также из-за бури.
— Ну, Вася Галлей, это ты уже загнул, — заметил Федоров. — Пустота, она и есть пустота.
— Однако внутривакуумную энергию из этой «пустоты» наш беглый технический модуль извлекал и отталкивался от «пустоты».
— Вот-вот! — подхватил Федоров. — В том-то и дело, что «беглый»! Удирает он от нас! Командир, терять время нельзя! Пусть Вася все обмозгует, а мне позволь в скафандр влезть — и в открытый космос за беглецом. Дам двойное ускорение. Как-нибудь переживу, а сто километров при наших пройденных парсеках — ерунда! Рукой подать!
— Нельзя! Нельзя догонять модуль в скафандре! — запротестовал Галлей.
— Почему? — возмутился штурман.
— Да потому, что скорость любого тела, в том числе и модуля и скафандра, не может превзойти световую!
— Эк куда хватил! Старина-то какая! Ты бы еще древнегреческие мифы вспомнил.
— Это не миф! Командир, это… это моя тайна. Я потом открою ее вам. Только не отпускайте его. Он будет приближаться к улетевшему модулю и никогда, понимаете, никогда не приблизится к нему, как бы ни старался. Это закон природы.
— Стоп, — прервал Крылов. — Так не из-за твоей ли тайны мы нашу связь с Землей потеряли! Без магнитной бури!..
— Двустороннюю потеряли, но нас они услышат, правда, с запозданием.
— Эйнштейна вспомнил! Ладно, потом разберемся с твоей тайной. Пусть нас с запозданием услышат на Земле, но дать им знать о случившемся — наш долг. Штурман, передавай сообщение об аварии. Проси помощи, но поделикатнее!
— Есть передать сообщение! — отозвался штурман. — Я уже подготовил. Подпишите, командир.
— Давай, — Крылов взял протянутую ему планшетку и, передавая ее обратно, сказал: — Выходи в эфир ежечасно…
— Эх, сколько же энергии израсходуется! — произнес Галлей, смотря на тусклую аварийную лампочку. — В темноте останемся. Аккумуляторов надолго не хватит.
— Важно, чтобы нас хватило. А темнота? Что темнота! Слепые в кромешной тьме живут, а у нас звезды будут. Неиссякаемые источники света. Наше аварийное освещение до прилета ребят с Земли.
Двенадцать раз выходил Федоров в эфир, передавая сигналы бедствия на Землю.
— Не может быть, чтобы нас не услышали, — заключил он, покидая свой пост.
Ложились спать в спальном отсеке на своих койках. Чтобы удержаться на них в невесомости, решили обвязаться ремнями.
— Ну, командир, — обратился к Крылову Федоров. — Какую же тайну имел в виду наш Вася Галлей?
Звездолетчики не говорили о том, что обречены на вечное скитание среди звезд в темноте, что будут один за другим умирать от голода и низкой температуры, когда кончатся запасы еды и энергии, — они беседовали, казалось бы, о совершенно постороннем, о какой-то личной тайне одного из них.
Однако тайна Васи Галлея, как оказалось, была для них не такой уж посторонней.
— Твою тайну, Вася, не так трудно разгадать, — говорил Крылов, обращаясь в темноте к молодому физику. — Наблюдал я за тобой, когда ты бывал у меня дома. Зачастил ты по довольно понятной причине.
