Фу! Шар надо искать. Лазуритовый. Откуда это только Вуковуд набрался познаний в минералогии? Он, часом, не ошибся в названии камня? Лазурита среди шаров что-то не видно…
Ультрамариновый шар нашелся точно посередине — он расположился в центральной лунке, остальные девять шаров… Стоп. Санта Фермопила, их же всего-то должно быть восемь! И лазуритовый — с края, иначе какая дверь от него!
— Вафель, Трюфель! — Ага, мчатся. — Плохо дело, звери, — не та конура. Назад к развилке, ищем по новой.
На поиски нужного комплекта шаров ушло еще полтора часа. Никуда это не годится, ведь Вуковуд это считал только началом пути, сюда он приходил без всяких колебаний и отклонений. Сбился он дальше, после какого-то «тронного зала», а она еще и до такого не добралась. Вот проем в стене возле синего, идеально обтесанного монолита, но дальше-то куда — влево или вправо? Вуковуд в первый раз ориентировался по запаху; если б сразу, по горячим следам, то и она могла бы — но сейчас столько времени прошло…
Девушка открыла лицо, стащила перчатки. Стояла, пошевеливая пальцами, словно стараясь что-то нащупать, — чертовски мешает иногда собственное дыхание! — но ничего, ничего… Стены гладкие, не на чем повиснуть клочку шерсти. Ниши, проемы, углубления — все сглажено; по-видимому, литой камень — плазменные установки потрудились. И, кроме шаров, которые из лунок не выкатишь, — масса-то какая! — ни одного свободно лежащего предмета. По стенам встречаются скобки, дужки, крюки, но все впаяно намертво и притом на такой высоте, что и Варвара с трудом дотягивалась, — спрашивается: зачем тогда, если чартары нормальному человеку едва-едва по грудь будут? Или все это возводилось вовсе не для аборигенов?
Она представила их себе такими, какими видела в золотой камере в стене Пресептории. Если бы Вуковуд был тогда с ними…
Проклятье! Дался ей этот Вуковуд. Нет здесь никакого Вуковуда, а есть эти двуногие — хищный взгляд спрятанных под надбровными дугами глазок и массивные челюсти быстро развивающихся всеядных. И они тащили с собой людей… Она вспомнила, как однажды наблюдала в Мальтийском заповеднике, как компания самцов-шимпанзе загоняла в тупик маленького тамарина. Охота есть охота, и если она удачна, то кончается она неприглядным зрелищем. А о том, что могло происходить здесь, лучше и вообще не думать. Но ведь думается против воли. Видится. Рыжевато-серые твари, легкие и подвижные, несмотря на свою кажущуюся нескладность, и вонючие до омерзения, до липкого пота под скафандром…
— Сюда, — сказала она уверенно.
Это был не запах, не призрак, не галлюцинация — просто ощущение того, что те, кого она так четко себе представляла, были именно здесь.
— Теперь сюда. Трюфель, за мной. Не рыскай. Направо и по ступенькам. Прикройся намертво. А ты. Вафель, сними защиту. Мешает. Прямо под колонны…
Дорога неглубоко уходила вниз, по светящимся ступенькам, петляла из одной ниши в другую; пошли узкие колодцы, которые нетрудно и нестрашно было перепрыгивать, иллюминаторы то попадались на каждом шагу, то исчезали напрочь; в маленьком углублении блеснуло — пуговица, совершенно земная, выдранная с мясом. Кто-то из четверых похищенных? Вряд ли. Скорее Вуковуд. Еще пуговица, еще… Кончились. Теперь он рвал на себе одежду, отмечал привязанными к скобам и перильцам наскоро оторванные ленточки. Выходит, вышел он на правильное направление, но где-то свернул не туда. Ага, здесь. Она остановилась, проверяя свои ощущения, и тотчас откуда-то с потолка соскочил мягкий светящийся шарик, прокатился по плечу, руке, оттолкнулся от манжета, не коснувшись голой кожи, и как колобок побежал по правому проходу — заманивал. И еще одна невесомая жемчужина, и еще… Купился, выходит, Вуковуд на эти бусы. Нужно влево.
— Трюфель, ты метки ставить не забываешь?
— Нет.
Первое слово от них за все путешествие! Идеальные спутники. И дорогу, вероятно, запоминают без всяких меток. Как и все остальное.
— Вафель, ты не запомнил, сколько мы встретили таких вот — видишь, наверху, над аркой — иллюминаторов?
— Восемнадцать.
— Умница. Налево.
Если по часам, то не так-то они долго бегут — гораздо больше потеряли на поиски шаров. Да оно и правильно, эти троглодиты не выбрали бы слишком продолжительное странствие с добычей на загривках, поискали бы берлогу под боком. Она все время старалась думать о них, и не просто думать — видеть за ближайшим поворотом; порой ей казалось, что ее скоч не мчится вперед, а играючи перебирает лапами, вися в воздухе, а это весь громадный лабиринт поворачивается и подплывает под нее, оборотясь то правым, то левым боком, как узорная вышивка под иглой швейной машинки. Однажды что-то темное, бесформенное промелькнуло в тупичке; Варвара было притормозила, но Вафель мотнул головой и прошествовал мимо.
— Ты чего это? — поразилась девушка. — Может, Вуд что-то бросил, или наши обронили…
— Останки гуманоида, — отрывисто бросил скоч, не сбавляя скорости. Хорошо хоть, этот не путал гоминида с гуманоидом!
Она не успела ужаснуться, как из-под ног брызнула вода, и она испугалась, что сейчас собьется; но то, что вело ее, не было запахом, и вода была бессильна помешать ей. За очередным поворотом кончился свет, и скоч, повинуясь ультразвуковым локаторам, пошел по синусоиде, ритмично виляя то вправо, то влево, но не задевая ни одного угла. Коридор внезапно расширился — топотание по мелкой воде гулко отдавалось где-то вверху, но пронизывающее ощущение пустоты не позволяло угадать расположение стен. И кроме того…
— Стой! — крикнула Варвара.
Внезапно возник образ веера — не то брызги, не то крики, — все бесшумное и неосязаемое, но оно было вот здесь, на этом самом месте, вертелось, как маленький смерч, то распадаясь, то снова свиваясь в тугой жгут… Это были следы драки. Наверное, прозвучал сигнал и пленники, отшвыривая усталых конвоиров и срывая ослабшие, неумело наложенные путы, страшно и безнадежно рвались, как им казалось, назад, а на самом деле вон туда, куда рукой махнешь — и не видно ее, руки-то; темнота еще гуще, чем здесь, в середине зала. Что там, непонятно, да и не важно — тупик, должно быть, потому что дальше опять коридор; туда надо, Вафель, только туда. Там снова плотной толпой двигались напрягшиеся в темноте шерстистые твари, и волосы на загривках еще дыбом, и шерсть под мышками взмокла в драке, и остро пахнет бедой, но это сильный, отпугивающий и стервенящий дух здоровых, молодых бойцов — слабые и больные пахнут погано, как мокрая лежалая шерсть… Слабых здесь не было.
— Влево, Вафель, скорее! Как только можешь!
Справа анфилада, и светящиеся бледно-зеленые гусеницы, петляя и пританцовывая на кончиках хвоста, уползают, заманивают по широким пологим ступеням; и слева уходящая под теплящиеся вдалеке световые арочки бегущая дорожка — в горку, чтобы потом упоительно катиться хоть на заду, хоть на брюшке… Прямо! Наконец-то прямо, по темному жерлу тоннеля, кончающегося тонким световым кольцом…
