Профессор и Нифе спустились вниз и направились по одному из шести длинных зал, освещенному очень слабым зеленоватым светом.
— Разве уже время отдыха? — негромко спросил профессор.
— Да, видишь, все ниши заняты.
— Нифе, объясни мне одну странность: в зале спят только молодые люди, стариков очень мало и совсем нет маленьких детей.
— Ты не знаешь разве? У кого есть семья, тот живет в одном из верхних зданий дворца. Здесь, внизу спят гоми, еще не имеющие семьи или уже потерявшие ее. Когда детям минет восемь лет, их тоже отправляют сюда.
— А, понимаю, здесь, значит, царство холостяков. Ясно, что интимные отношения в семье требуют уединения. Я, однако же, заметил, что гоми вообще не стесняются проявлять свои чувства также и в присутствии других. В этом отношении они напоминают мне обезьян, которые в зоологическом саду в присутствии публики проявляют всякие свои эмоции...
— Как всегда, я очень слабо понимаю тебя. Ты говоришь о вещах, которые гоми совершенно не известны. А вот и спуск в туннель.
Но как раз перед входом на трап как из-под земли выросли три фигуры гоми и загородили дорогу.
— Ах, чорт! Когда же кончится эта слежка?
Профессор был взбешен и готов был ринуться и разорвать этих ненавистных ему рыбо-людей.
— Не надо, — тихо проговорила Нифе, мягко взяв руки профессора в свои.
Профессор вдруг остановился пораженный: руки Нифе были теплые, тогда как у большинства гоми они были всегда холодные, точно гоми были лишены крови.
Теперь уж он, а не женщина, держал ее руки в своих и с удовольствием их ласкал.
Меж тем Нифе что-то сказала, и трое гоми исчезли.
— Напрасно ты меня остановила, — с сожалением заметил профессор. — Я бы с удовольствием свернул всем троим их дурацкие шеи.
— Увы, Токи, один из них был вооружен. А ты еще не знаешь, какое это страшное оружие.
Оба замолчали и пошли по туннелю.
От высокого и просторного туннеля шли в обе стороны коридоры меньших размеров, от них, в свою очередь ответвлялись другие, и все они извивались и пересекались между собой, образуя на редкость сложный лабиринт.
На полу коридоров лежали рельсы, которые слабо поблескивали в зеленом полумраке. Иногда попадались громадные пространства, сплошь выработанные и походившие на бесконечные пещеры.
— Здесь уже давно идет добыча минеральных масс для выработки одежды, — объяснила Нифе. — Отсюда же брали, как рассказывают, и материал для постройки нашего жилища.
По главному туннелю шла массивная металлическая труба, имевшая в диаметре около метра. По поводу этой трубы Нифе рассказала легенду. Поставили ее когда-то могучие надводные слуги света, духи и подарили в пользование гоми. Гоми могли лететь в трубе со сказочной быстротой. Два раза в год каждый гоми выходил в надводный мир и видел много, много света. Говорят, что этот источник света вечно висит вверху в виде громадного круга и смотреть на него нельзя. Один гоми забыл поклониться однажды свету, и за это духи лишили их возможности пользоваться этой трубой. С тех нор гоми редко видят свет, и еще ни один смельчак, отваживавшийся итти в трубе, не вернулся назад. Но должен притти Сильный. Он-то и вернет гоми возможность пользоваться трубой.
Нифе крепче прижалась к профессору, и последний без слов понял ее тайные мысли: она, как, может быть, и другие гоми, склонна видеть в нем этого Сильного. Некоторые намеки Чона и всеобщее почтение как будто подтверждали правильность подобного предположения.
— Бедная Нифе! — тихо воскликнул профессор. — Это всего только пневматическая дорога, а, может быть, и электро-магнитная. И строили ее простые люди, а не духи. Куда она ведет, эта труба?
— Туда, в надводный мир.
— Значит, и туннель ведет туда?
— Не знаю... Нет, не думаю.
— Знаешь, что? Давай попробуем выбраться по туннелю!
— Ой, нет, нет, Токи! Я очень боюсь... Там духи, там «разрушители машин». Никто не возвращался назад...
Профессор теперь, как и до этого, лишний раз убеждался в том, насколько еще грубы, суеверны гоми. Как странно, что наряду с этим гоми обладают также и изумительными познаниями во многих научных областях!
— Пойдем, я больше не могу здесь оставаться, — сказал он и смело зашагал вперед. — По крайней мере убедимся, есть ли отсюда выход.
— Нет, Токи, не надо, не ходи... Там смерть. Не ходи... я боюсь...
Но профессор, не оглядываясь, широкими шагами двинулся вперед.
— Подожди, Токи, — послышался голос Нифе. — И я с тобой!
Они шли долго. Свет делался все слабее и слабее. Уже с трудом можно было различать трубу, стены туннеля давно слились с темнотой.
Меж тем, конца туннелю все еще не было.
Свет совсем замер, и оба путника были окутаны темнотой.
Нифе начала дрожать и не выпускала руки профессора.
— Не надо дальше, Токи: я боюсь.
— Пройдем еще немного.
Профессор почти тащил Нифе за собой. Вдруг впереди он ощутил преграду и стал пробираться ощупью. Скоро он наткнулся рукой на острый каменный выступ. Шаря руками, он прошел от стены до стены поперек туннеля.
Дальше путь был загорожен.
— Да, — бормотал профессор, — но труба идет в эту стену и, повидимому, идет дальше. Значит, и туннель идет дальше. Кому-то понадобилось завалить этот туннель. Чорт возьми! Горсточка динамита — и путь на поверхность открыт.
Он горько вздохнул.
— Пойдем, Нифе!
— Я очень устала, Токи.
— Тогда давай отдохнем.
И оба опустились на трубу, здесь наполовину скрытую в почве туннеля.
Профессор начал думать о странной судьбе этого народа, какими-то неведомыми путями попавшего под воду, на дно морское. Сколько их, дворцов этих! Что, если бы обследовать боковые второстепенные туннели? Там запасные дворцы, о которых когда-то говорил Чон. А какие массы горных пород извлечены здесь! Ведь он со своей спутницей шел долго — не меньше двух часов. Десять километров! А боковые коридоры! Профессор только на одной стороне насчитал их не меньше трехсот.
Загадочный мир, загадочный народ! Да и народ ли это? Дети у этого народа предоставлены с восьми лет сами себе, в тринадцать лет они женятся, изучив к этому времени какое-нибудь не хитрое ремесло. Нет школ, нет наук. Погибшие существа!
— Не пойдем ли обратно? — обратился профессор к Нифе, сообразив тут же, какого важного союзника приобрел он в ней.
Мартынов стоял у знакомой прозрачной стены, за которой он впервые увидел рыб-людей в «намордниках» плавающими в воде. Повидимому, стена была необычайно прочна, раз она могла противостоять напору океана. Трудно было только объяснить и ее одновременную прозрачность, ибо эти два качества — твердость и прозрачность — никак не вязались вместе. Прозрачностью обладает стекло, но оно одновременно и хрупко, наибольшей прочностью обладает сталь, но она же и наименее прозрачна.
