Ознакомительная версия.
– Ладно, прощайте.
Люди расступились, давая носатому дорогу.
Махнув на прощание рукой, он пошел прочь.
– Постой! – крикнул мальчишка. – Я с тобой!
– Куда?! – мать схватила его за ухо. – Не пущу…
Мальчишка вскрикнул от боли и остановился, послушался. Только смотрел, как уходит прочь по необъятной степи, не оборачиваясь, идущий к богочеловеку паренек, узнать истину.
Когда носатый скрылся за горизонтом, началось бурное обсуждение услышанного. Люди разошлись только с наступлением сумерек.
– Добром это не кончится, попомните мои слова, – заметил старик, трогая глаз, куда в порыве спора ему кто-то засадил кулаком. – Саркон этого так не оставит…
– Да помолчи ты! – одернули его. – А то, гляди, совсем окривеешь!
– Ох, и поймают его ифриты, ох, и потерзают… – забормотал старик обиженно, отошел подальше и задрал подбородок к небу.
Там красноватым светом горел неровный, выщербленный слева серп месяца. Небесные часы отсчитывали, сколько осталось жить богочеловеку.
Загонщик Хазар'ра покинул медные рудники. Кнут он оставил в шатре, взяв с собой в дорогу огненный кинжал, более всего подходящий для ремесла убийцы. Удлиненным куруком, которым он владел лучше всех в Хазгаарде, силат намеревался обзавестись в ближайшей человеческой деревне. Каждый знает, нет мастеров лучше людей в деле изготовления простого оружия. А вот вдохнуть в простую вещь особые свойства, наделить ее магической силой – дело, на которое способен только джинн.
* * *
Люди лежали у подножия горы, под открытым небом. После тяжелого дня рабы спали до самого рассвета без сновидений. Словно проваливались в черную дыру, где не было ничего: ни глубокого звездного неба, ни горячей земли, отдающей тепло всю ночь, ни северного прохладного ветра, ни джиннов с кнутами и куруками в крепких ладонях, ни покрытых зеленью медных жил, выдавливаемых на поверхность мощью горы.
В лежбище царила тишина. Краткий миг покоя.
Никому и в голову не приходило охранять рабов. Пустыня тянулась так далеко на запад, что пройти ее может решиться только безумец. В безлюдных землях беглец ощущает себя так, будто он угодил на ладонь Черного божества. Свирепый покровитель высшей расы обязательно заметит и прихлопнет маленького человечка. Блуждающие огни – души умерших – поманят его за собой, внушат мысль, что выведут из пустыни, а сами приведут к зыбучим пескам. А потом и он сам будет бродить, излучая свет, искать путников, в надежде сбить их с дороги, позволить пустыне пожрать еще несколько человеческих жизней.
Не только блуждающие огни представляют опасность. По выжженной солнцем белесой равнине рыщут голодные хищники – дикие собаки, агрессивные пустынные муренги, охотящиеся стаями крысы-ревуны. К тому же округа буквально кишит ядовитыми насекомыми, крупными ящерицами-врана и змеями…
Он дождался, когда лагерь погрузится в тишину и сумрак, поднялся и пошел на запад, переступая лежащие на земле тощие тела. Его никто не остановил. Ни один человек не закричал ему вслед:
«Остановись, безумец!» Ни одной живой душе не было до него дела, никто не поинтересовался, куда он идет и почему хочет умереть в пустыне, а не на руднике. Он мог перенестись в иной мир у подножия этой проклятой горы, и утром, когда рабы, словно муравьи, ползли на рудник, разбирая сваленные накануне бесформенной кучей подносы и молотки, ифриты волокли бы его за ноги, как и трупы многих других, кто не пережил эту ночь.
Он выбрался за пределы лагеря. По правую руку темнел высокий шатер посланника синедриона.
У входа возвышались грузные фигуры – ифриты.
К счастью, в темное время суток они впадали в странное оцепенение и не заметили его. Миновав опасное место, он побрел на запад. Мрак сомкнулся за его спиной, скрыв унылое зрелище – лежбище рабов, шатры надсмотрщиков и проклятые им бессчетное число раз рудоносные горы.
* * *
Самое трудное при побеге с рудников – преодолеть первые километры пути по сухой, выжженной солнцем равнине. Способные услышать даже биение человеческого сердца силаты почти наверняка почувствуют – кто-то из рабов покинул лагерь и теперь, испытывая острейшее, дурно пахнущее чувство – страх, спешит уйти как можно дальше.
У человека интуиция почти не развита, ему не дано ощутить, что по его следу идут громадные краснолицые ифриты, вооруженные огненными мечами и удлиненными куруками загонщиков. Он может только предполагать, что где-то там во мраке ночи несутся, припечатывая широкими ступнями многострадальную землю, охотники-джинны. Настигнув, они не будут слушать мольбы о пощаде, в их планы не входит возвращение беглеца в лагерь, они просто растопчут человека, вобьют его в пыль, как поступают со своими врагами слоны. Они станут сечь беглеца огненными мечами, удерживая его на длинной рукояти курука, а в лагерь у подножия рудоносной горы принесут только его голову, чтобы выставить на всеобщее обозрение. Пусть другие знают, какая участь ожидает тех, кто решился ослушаться владыку Саркона…
Бывший раб (он чувствовал себя свободным человеком с тех пор, как покинул рудник) бежал по темной равнине. В эту безлунную ночь все, что он мог различить – темные силуэты низкой растительности и маячившие по левую руку горные хребты.
Вершины их терялись в черных облаках, сплошной пеленой затянувших небо.
По мере того как он удалялся от рудника, его уверенность в собственных силах крепла. Словно черные горы, изрытые подземными ходами, отнимали у него силы и стремление быть свободным.
Он никак не мог отдышаться – в груди свистело и булькало, и время от времени он сбивался на шаг. Но упорно продолжал двигаться вперед, стараясь держаться между дюнами. Аваров, исконных жителей пустыни, на руднике было довольно много. Один из них поделился с ним ценными знаниями. После песчаной бури пустыня похожа на застывший океан. Так и хочется забраться на гребень, осмотреться кругом. Но нельзя – там ловушка. Гребень расколется, волна придет в движение и проглотит незадачливого путника. Зыбучие пески здесь повсюду. Идти следует только между барханами – и это тоже не дает абсолютной безопасности. Но, по крайней мере, шансов, что выберешься отсюда живым, больше.
Звезды поблескивали холодными глазами. «Хорошо, что ночи в Хазгаарде теплые», – подумал беглец. Даже в необычных драных лохмотьях (одежда являлась для него воспоминанием о прежней сладкой жизни) он совсем не замерз. Однобортный пиджак с оторванными рукавами имел полушерстяную основу. Он приобрел его в московском бутике «Каприз». Модельный ряд «Roy Robson». Сейчас ни один продавец-консультант, из тех, что помогали ему примерять брюки и ласково улыбались богатому клиенту, не смог бы опознать в этой драной ветоши свою вещь. Да и сам Рой Робсон, наверное, опешил бы, увидев, во что превратил брюки и пиджак их нынешний владелец. Точнее, не он сам, а преследующий его злой рок.
Ознакомительная версия.
