Джон Мини - Фактор жизни

Чоджун жестикулировал и бормотал инструкции с бешеной скоростью. Не останавливаясь ни на минуту, он продолжал создавать новый текст, а его друзья восхищенно восклицали или отпускали саркастические замечания. Гексаграммы складывались в рассказ, который назывался «Сумерки Богов, комическая интерпретация». Это была и игра, и одновременно нечто большее.

Для Карин все это было недоступно.

Она тихо выскользнула из кабинета, пробормотав:

– Извините!

Ни Чоджун – на его влажном от пота лице пролегли глубокие морщины, так он был сконцентрирован на игре, – ни другие не обратили на это никакого внимания.

Кроме небольшого десятилапого робота, стоявшего на никелированной стойке, в баре был и настоящий бармен. На полках за его спиной выстроились ряды бутылок.

– Надеюсь, – пробормотала Карин, залезая на табурет, – что по крайней мере знаю, как пользоваться этим роботом.

Рядом на табурете сидел высокий мужчина, одетый в черный костюм.

– Играют в мозаику, – сказал он.

– Извините! – Карин нажала на сенсор робота. – Коктейль. Любой. Самый крепкий, какой у вас есть.

Высокий человек присвистнул от удивления:

– У вас серьезные намерения, как я погляжу.

– Обычно я не пью.

Бармен, смахивающий внешностью на студента, внимательно следил за всеми действиями робота. Вероятно, этот робот был его собственным инженерным детищем.

– Игра в мозаику, – незнакомец кивнул в сторону кабинета, который только что покинула Карин. – Бессмысленное занятие.

Перед нею появился ярко-оранжевый стакан. Около стакана лежала маленькая пипетка.

– Не знаю, не знаю. – Карин посмотрела на высокого мужчину. – Возможно, нам это уже недоступно.

Лицо мужчины было некрасивое, будто вырезанное из дерева. Вместе с тем в нем чувствовалась этакая надежность. Его левую щеку украшала переводная картинка с изображением черной молнии.

– Возможно. Но это не повод для того, чтобы отравлять свой мозг.

Карин, не слушая, взяла стакан с подставки робота и сделала глоток. Жидкость обожгла ей горло подобно кислоте, и Карин, задохнувшись, едва не выронила стакан из рук.

– Господи!

Сквозь слезы, рекой хлынувшие из глаз, она обнаружила, что стены бара качнулись из стороны в сторону. Перед глазами поплыло.

– Вы должны были предупредить меня.

– Я старался. – Мужчина широко усмехнулся. Его улыбка производила очень сильное, почти физическое воздействие. – Надо было капать напиток пипеткой на язык. По одной капле, время от времени. Эффект мгновенный.

Карин хихикнула. И сделала еще один большой глоток. На этот раз она только чуть закашлялась.

– Вы… – Она протянула руку, чтобы дотронуться до переводной картинки на его щеке, но незнакомец внезапно качнулся, словно маятник. – Знаем мы вас. Вам только дай волю, вы… – Заплетающийся язык отказался повиноваться.

Мужчина довольно рассмеялся:

– Точно, я такой.

– Дар… Дар… – Язык никак не мог справиться с фразой «Даром вам это не пройдет!»

– Добавьте еще одну согласную. Букву «т»… В любом случае, рад познакомиться с вами. Меня зовут Дарт, если вы не поняли.

– Хотите порп… пропр… поприкалываться? – Карин прищурилась и вдруг поняла, что перед нею сын сэнсея.

– Надеюсь, это будет забавно.

– Ха! – Карин еще раз глотнула жидкого огня, и язык поднял руки перед ее настойчивостью. – Сын Проповедника. Слава Богу, что существует агнос… стицизм. Понимаете, что я хочу сказать?

– Вы хотите сказать: «Как вы намерены ориентироваться в фрактальном континууме, если не умеете играть в детские игры?»

– П-похоже… – Карин икнула.

– Но вы… – Он запнулся, будто его язык тоже перестал ему подчиняться. – Впрочем, это не важно.

Яркие огни вертелись у Карин перед глазами. Голограммы кружились и переливались, все вместе и каждая по отдельности.

– Вот где, оказывается, скрывалось мю-пространство, – сказала Карин. Или подумала, что сказала, и свалилась с табурета.

– Что? – Том оторвал глаза от инфора. Он сидел, скрестив ноги, около главного входа в школу.

– Страдаешь от одиночества? Ведь твой маленький друг уехал…

Том уменьшил изображение на дисплее:

– Чего ты хочешь, Алгрин?

Прошло одиннадцать дней после отъезда Чжао-цзи.

– Я слышал, ты можешь нанести ему визит, – Алгрин пнул Тома в колено. – Ведь ты получил пропуск.

Том закрыл глаза:

– Согласен, Алгрин. Пропуск может послужить для целой группы. Я могу провести еще шестерых, и мы должны отправиться в путь не позднее чем завтра. – Он услышал, как Алгрин от удивления поперхнулся. – Потом будет поздно, срок пропуска истекает.

Все это ему объяснил Капитан, когда Том попросил у него разрешения посетить в выходной день более высокие страты.

– Неплохо, девчушка…

Сзади к Алгрину подтянулись приятели. Среди них был и Петио. Его бледное лицо казалось более бледным, чем обычно. Рубашка Петио была распахнута на груди, и что-то двигалось по его животу. Страх охватил Тома, когда он увидел, что это нечто приобретает очертания бьющего крыльями красного дракона.

– Это от твоего маленького друга, – Алгрин усмехнулся, и Петио запахнул рубашку.

– Что…

Алгрин подошел к мальчикам и вытащил из гущи толпы за ухо маленького Дарфредо:

– Ты объяснишь. А у нас есть дела и поинтереснее… Пошли, ребята.

Том подождал, пока Алгрин с приятелями исчез. Только тогда он поинтересовался у Дарфредо:

– С тобой все в порядке?

– Ублюдки! – Дарфредо, всхлипывая, тер ухо. – Ничего, все нормально.

– Откуда это у него? Я имею в виду подвижную татуировку.

– Она предназначалась тебе, – Дарфредо фыркнул. – К воротам пришла старая чжунгуо жэнь. Она спросила тебя. Петио назвался Томом Коркориганом, и она сделала ему инъекцию фемтоцитов.

– Ужас!

Том был почти рад, что это сделал Петио. Кто бы захотел, чтобы по его коже ползал фемтоавтомат?

– Это что-то вроде послания от Чжао-цзи, – Дарфредо снова фыркнул. – Вот и все, что я знаю.

Чжао-цзи не выразил восторга относительно посещения Тома. Возможно, он просто догадывался, что ему придется заплатить за это.

– Слушай, Дарфредо. Не попадайся Алгрину на глаза в течение нескольких дней. Хорошо?

– Мог бы об этом и не говорить. Том смотрел, как Дарфредо убегает.

«Будь добрым, – подумал он. – Будь добрым, пока тебя не загонят в тупик… Что это, стратегия или трусость?»

Их глазам открылся калейдоскоп красок: кремовые панели, инкрустации из перламутра, обрамленные золотом. Искрящиеся фонтаны; танцующие серебристые блики. Хрустальные птицы насвистывали сладкозвучные мелодии, взмывая вверх и порхая в просторных залах с высокими потолками, где воздух был напоен ароматом роз.