— Эвакуация великих произведений искусства и наивеличайших личностей? Как перед войной? — взволновалась Филлис.
— Именно, именно.
Филлис нахмурилась.
— Вы сказали, что у нас будет мало шансов, док, — почему? — спросила она.
— Потому, что я не верю в систему ценностей нашего руководства. Шедевры искусства? Да, без сомнения, они постараются сохранить их, но за счет чего? Можете назвать меня Филистимлянином, если пожелаете, но искусство, я вам скажу, стало Искусством только в последние лет двести. А до этого оно, в сущности, являлось лишь домашней утварью. Несколько тысяч лет мы прекрасно обходились и обходимся сейчас без культуры кроманьонцев, а попробуйте прожить, ну, скажем, без огня?
А наивеличайшие личности?! Это, по-вашему, кто? В венах каждого англичанина течет немало как норманнской, так и донорманнской крови. Но я не удивлюсь, что, когда начнется драка за выживание, в ход пойдут родословные; и те, в чьих жилах окажется больше донорманнской крови, станут с пеной у рта оспаривать свое преимущество на жизнь. Ну, повезет еще нескольким выдающимся интеллектуалам за их прошлые заслуги, ну, может быть, кое-кому из молодых. А для простых людей лучше всего пристроиться при знаменитостях.
— Кончайте, док. Вы же, в конце концов, не какой-нибудь лаборант-недоучка, — остановила его Филлис.
На лице Бокера промелькнула едва заметная улыбка.
— И все равно, — произнес он серьезно, — это будет дельце не из приятных.
— А скажите… — вырвалось у нас с Филлис одновременно.
— Давай, Майк, — уступила мне жена, — твоя очередь.
— А скажите, доктор, как, по-вашему, можно осуществить такой гигантский проект? Я имею в виду — растопить ледник?
— Да, есть целый ряд гипотез: от совершенно бредовой идеи, типа перекачки горячих океанических вод из тропиков, до использования геотермических вод. Последнее мне представляется тоже малореальным.
— А что предлагаете вы? — спросил я. Было бы невероятно, если б у Бокера не оказалось своей теории.
— Хорошо, я скажу, — как-то безнадежно согласился он. — У них есть насос для перекачки ила — и это мы знаем. Так вот, если этот насос использовать совместно с тепловой установкой, скажем, на атомном топливе, то можно создать теплое течение. Вопрос в том, есть у них атомный реактор или нет. К сожалению, не считая нашего подарка — помните невзорвавшуюся бомбу — у нас нет на этот счет никаких данных. В принципе, я думаю, моя теория не так уж плоха.
— Допустим, вы правы, но где они возьмут уран?
— Помилуйте, в их распоряжении две трети земной поверхности! Неужели вы думаете, что если они знают об уране, они не в состоянии его раздобыть?!
— Ну ладно, а айсберги? — не унимался я.
— С айсбергами много проще. Будь у вас такое оружие, которым в три секунды можно потопить корабль, разве трудно с его помощью отколоть кусок льда?
Мы помолчали.
— И тем не менее, — Филлис покачала головой, — мне не верится, что мы бессильны…
— Дело в том, что, как я уже говорил, мы и эти твари мыслим совершенно по-разному. Вся наша военная стратегия основывается на земном опыте. Мы впервые столкнулись с внеземным Разумом и даже не имеем понятия о применяемых в морских танках сплавах, тем более о технологии изготовления этих сплавов.
Во время наших войн мы можем хотя бы предугадать очередной ход противника, ибо мыслим так же, как он, а что касается этих существ… я даже не знаю, что сказать. Как движутся их танки? Вряд ли при помощи двигателя, в нашем понимании. Может, как в случае с кишечнополостными, они использовали неведомую нам биологическую форму? Кто знает?! Так как мы можем изобрести превентивное оружие?! Сколько лет прошло, а нас волнует все тот же вопрос: черт возьми, что, что происходит на дне?!
— Доктор Бокер, — не выдержал я, — скажите, сколько нам осталось до…
— Понятия не имею. Все зависит от них. Я считаю бесполезным и даже вредным гадание на кофейной гуще.
— Когда люди, наконец, поймут, что происходит, и в бессилии запросят о помощи, что вы им посоветуете? — спросила Филлис.
— Разве я — правительство? Это ему самое время задуматься над вашим вопросом. Мой совет настолько непрактичный, что…
— И все-таки, док?
— Ну, раз вы так хотите… Я бы посоветовал присмотреть холм повыше, с хорошей плодородной почвой, оборудовать его и укрепить.
Однако хоть Бокер и дал свой „сигнальный выстрел“, ничто не сдвинулось с мертвой точки. В Америке статья ученого затерялась среди других, не менее волнующих, событий недели. В родной Англии от Бокера все отвернулись: здесь оказаться в числе „желтой прессы“ значит вляпаться по уши в грязь, и тогда уж не жди, что кто-нибудь протянет тебе руку. В Италии и Франции к заявлению Бокера отнеслись более серьезно, но на мировой арене политический вес их правительства был значительно меньше. Россия, проигнорировав содержание статьи, не упустила случая прокомментировать ее появление как очередную выползку космополитов против трудящихся всего мира. В общем, по-нашему мнению, кампания провалилась. Но, как уверил нас Бокер, в стене официального равнодушия, наконец, образовалась первая брешь.
И в Лондоне, и в Вашингтоне были созданы комитеты по „всестороннему изучению явления и выработке рекомендаций“. Правда, работали они спустя рукава и бед не знали, пока в Вашингтон не посыпались возмущенные письма из Калифорнии. Калифорнийцев мало волновало, что какой-то там уровень воды поднялся на каких-то там несколько дюймов, калифорнийцев волновало то, что резко упала средняя температура и над их побережьем появились холодные промозглые туманы. Они запротестовали.
Да, туго, наверное, пришлось вашингтонскому комитету, поскольку, когда протестуют калифорнийцы, получается довольно солидный шум. К тому же, соседей поддержали и в Орегоне, и в Неваде.
Не знаю — как где, а в Америке поняли, что пора что-то предпринимать.
В апреле во время весеннего половодья вода перехлестнула набережную у Вестминстера, Заверения, будто это случалось и раньше, были отметены бульварной прессой триумфальным — „а что мы вам говорили“. Весь мир, за исключением одной шестой, забился в истерике. „Бей их! Бей их!“ — раздавалось со всех сторон. Даже солидные, серьезные издания присоединились к требованиям: „Закидать бомбами подводных завоевателей“.
„Миллиарды, потраченные на бомбу, которую мы собирались сбросить на Корею, не должны пропасть даром, — писал какой-то писака. — Мы побоялись в свое время использовать ее по назначению, а теперь боимся применить в подводной войне. Первое — понятно, второе — непростительно. Люди, на чьи средства создано это оружие, не могут отомстить за родных и близких, погибших на море и на суше от руки ненавистного Дьявола. Так что же остается — размахивать этой бомбой на перекрестках да помещать ее цветные фотографии в иллюстрированных еженедельниках? О чем думает правительство? Отношение властей уже с самого начала…“ и так далее и тому подобное; можно было подумать, что у всех отшибло память и люди напрочь забыли о бомбардировках Глубин.
