Вы больше не собираетесь меня убивать?
Все зависит от тебя, Мик. Если ты когда-нибудь начнешь злиться на нас или убивать людей, которые не имеют к этой войне никакого отношения…
Не начну!
Но помни, Мик: если это случится, убить тебя никогда не поздно.
Я могу ее увидеть?
Кого?
Ту леди из Роанока! И скажете вы мне наконец, как ее зовут?
Ладно, сейчас идем. Она сама тебе скажет.
Перевод Б. Жужунавы
Моя мама умела убивать голыми руками. Мой папа умел летать. Это прежде не считалось чудесами. Мама Элоиза учила меня, что раньше вовсе не было чудес.
Я — дитя Разрушителей, рожденное после того, как мои родители стали ангелами. Вот почему меня называют Святой Эми, хотя, по-моему, я ничем не святее других старых женщин. Однако и мама Элоиза отрицала, что прежде была ангелом, хотя, конечно же, им была.
Поройтесь в земле, вы, читающие мои слова. Возьмите свои железные лопаты и кирки. Копайте глубже — вы не найдете следов живших прежде людей. Потому что Разрушители прошлись по миру, и все суетное пожрал огонь, и вся гордыня разлетелась под ударом сияющей руки Господа.
Элоиза облокотилась на компьютерный столик. Вокруг работали приборы, на дисплеях высвечивалась информация. Элоиза чувствовала себя усталой. Она и облокотилась-то потому, что на мгновение почувствовала пугающее головокружение. Как будто мир внизу заскользил прочь, превращаясь в быстро удаляющуюся звезду, и им некуда будет приземлиться.
«В общем, так оно и есть, — подумала она. — Я никогда не смогу приземлиться — во всяком случае, в том мире, который знала».
— Неровно дышишь к старым компьютерам?
Элоиза резко повернулась в кресле и оказалась лицом к лицу со своим мужем Чарли. В следующий миг корабль накренился, но, подобно морякам, привыкшим к качке, оба машинально удержали равновесие.
— Уже полночь? — спросила она.
— Эквивалент полночи. Что-то я устал. Хорошо, что за пультом управления сейчас Билл.
— Хочешь есть?
Чарли покачал головой.
— Зато Эми наверняка хочет, — сказал он.
— Ты любитель эротических сцен!
Чарли и впрямь нравилось смотреть, как Элоиза кормит их дочь. Но что бы Элоиза ни говорила, она знала, что в этом нет ничего эротического. Чарли просто нравилось, что Элоиза — мать Эми. Ему нравилось, как Эми сосет — словно теленок, или овечка, или щенок.
— Это лучшее, что мы позаимствовали у животных, — сказал он.
— Лучше, чем секс? — спросила Элоиза, а Чарли лишь улыбнулся в ответ.
Эми играла с тряпичной куклой в единственном чисто прибранном закутке корабля, неподалеку от выходной двери.
— Мама, мама, ма-а-ама, ма-а-а. — Она встала и потянулась вверх, чтобы мать взяла ее на руки, и тут заметила Чарли. — Папа, апа, апа.
— Эгей! — сказал Чарли.
— Эгей! — ответила Эми. — Эге-е-й!
Она только-только начала осваивать дифтонги и часто растягивала их. Когда Элоиза подняла девочку, та стала играть пуговицами на рубашке матери, пытаясь их расстегнуть.
— Жадина, — смеясь, сказала Элоиза.
Чарли расстегнул ей рубашку, и Эми со второго раза крепко вцепилась в сосок. Сосала она с шумом, слегка похлопывая ручкой по груди Элоизы.
— Я рада, что этому скоро придет конец, — сказала Элоиза. — Она уже слишком большая, чтобы кормить ее грудью.
— Правильно. Выбрось маленькую птичку из гнезда.
— Ложись-ка ты спать, — сказала Элоиза.
Эту фразу Эми уже понимала — и отшатнулась.
— Не, не, — замотала она головой.
— Не волнуйся. Это папа ложится спать.
Элоиза смотрела, как Чарли разделся и лег, улыбнувшись, повернулся к стене и мгновенно уснул. Он никогда не мучился бессонницей, но Элоиза знала, что он проснется ровно в шесть часов, когда снова придет его черед сесть за пульт управления.
Кормить Эми грудью было сомнительным удовольствием, хотя этот процесс был по-настоящему болезненным только в первые несколько месяцев и тогда, когда у девочки появились первые зубы: в ту пору Эми, к своему восторгу, поняла, что, укусив мать за сосок, можно заставить ее вскрикнуть. Но лучше уж сосать материнское молоко, чем питаться консервированным пюре — обычной едой всего экипажа. Элоиза с кривой улыбкой подумала, что это пюре даже хуже разогретой в микроволновке телятины, которой они пичкали пассажиров… Всего каких-то восемь лет назад. Их расчет оказался настолько точен, что они сожгут все заготовленное горючее, и его не придется сливать на землю, однако запасы еды подходили к концу, и вскоре им придется отдаться на милость созданного ими же самими мира.
И все-таки работа была еще не закончена, предстояли последние проверки.
Держа Эми на руке, Элоиза потянулась второй рукой к клавиатуре, чтобы, как и положено командиру, напоследок войти в программу.
«От Элоизы, лично, — напечатала она. — Учитель, учитель, я видела, как у кой-кого из-под платья торчит нижняя юбка!»
На экране появилась надпись, которую она сама же и придумала: «Считаешь, что тебе крупно повезло, раз ты нашел эту программу? Однако если ты не знаешь волшебных слов, аварийная система взвоет на весь корабль и тебя застукают. Тебе не отвертеться, сосунок. С любовью, Элоиза».
Конечно, Элоиза знала волшебные слова.
«Эйнштейн облажался», — напечатала она. Надпись исчезла, аварийная система не включилась.
«Неисправности?» — спросила она.
«Нет», — ответил компьютер.
«Помехи?» — спросила она.
«Нет», — ответил компьютер.
«Отклонения от графика?» И тут на экране вспыхнуло: «Афсканп7бб55».
Элоиза испуганно подалась вперед, потревожив Эми, которая успела задремать.
— Не, не, не, — захныкала девочка.
Элоиза сперва терпеливо убаюкала дочь, а потом уже вникла в то, что именно поймала ее защитная программа. Что же это такое? Ох, она знала ответ. Предательство. Она была уверена, что уж в ее-то группе, на ее корабле такого никогда не случится. В других группах Чистильщиков, или Разрушителей, как они себя называли, позаимствовав название, придуманное их врагами, — в других группах были шпионы или трусы, но только не Билл, только не Хизер, только не Угли-Бугли.
«Подробности», — напечатала она.
Компьютер сообщил подробности.
Когда корабль следовал тщательно выверенным курсом, находя и уничтожая все, сделанное из металла, стекла и пластика, где-то над северной Вирджинией его слегка отклонили к югу, а на обратном пути на том же самом месте слегка отклонили к северу. В результате в северной Вирджинии остался некий сделанный из весьма прочного материала артефакт, и если бы Элоиза не обратилась к своей программе, она никогда бы о нем не узнала.
