Он пожал плечами.
— Пытаются разгрести завал. И я говорю им — „Бог в помощь“. Давно пора.
Филлис побледнела.
— Неужели?.. Неужели кончилось?
Мужчина внимательно посмотрел на нее.
— Нет, — тихо произнес он. — Но лучше хоть попытаться, чем бросить все так, — он кивнул в сторону разрушенных домов.
— Но зачем мы им?
— Они хотят, если это в ваших силах, чтобы вы вернулись в Лондон. Если — нет, оставайтесь здесь и ждите дальнейших указаний. Многих собирают в Шеффилде или Малверне, но вас почему-то хотят непременно видеть в Лондоне.
— И они не говорят — зачем?
Он покачал головой.
— Еще они говорят, что обеспечат всех портативными рациями и советуют организовать местное самоуправление.
Мы с Филлис переглянулись.
— Я, кажется, понял, зачем нас ищут.
Она кивнула.
— Пойдемте, — сказал я доброму вестнику. — У нас припрятано пару бутылочек на случай вроде этого.
— Расскажите все, что вам известно, — попросил я после того, как мы выпили по первому бокалу.
— Да вроде больше нечего. Два дня назад выступал Бокер. Вы его помните?
Еще бы нам его не помнить!
— Так вот, он давал „общий обзор ситуации“ и казался много приветливее, чем раньше.
— Расскажите, расскажите! — обрадовалась Филлис. — Милый док в хорошем настроении — это что-то значит!
— Главное, он говорит, что вода больше не поднимается (можно подумать, я сам этого не заметил), и, хотя много плодородных земель погребено под океаном, оставшейся части человечества хватит, чтобы прокормить себя. А осталось нас на Земле одна пятая, если не одна восьмая.
— Что?! — вскричала Филлис, не веря своим ушам. — Всего?
— Похоже, что в сравнении с другими нам повезло, — заметил он. — Пережить три дьявольских зимы без лекарств, без еды — это не шутка. Люди дохли как мухи.
Мы молчали, не в силах вымолвить ни слова. Я понимал только одно — будущий мир будет очень сильно отличаться от прошлого.
— А может, не стоит и пытаться?.. — удрученно произнесла Филлис. — Эти твари все равно не уймутся и придумают что-нибудь новое.
Наш гость усмехнулся.
— Бокер сказал кое-что и про них. Считайте, что они получили свое.
— Что получили?
— Не помню, как называется… Что-то там сбросили в эти чертовы Глубины… Ультра… ультра…
— Ультразвук? — догадался я.
— Точно. Бокер сказал, что он убивает их. И знаете, кто это придумал? Японцы. Они утверждают, что уже очистили свои воды от подводных монстров.
— Но кто-нибудь узнал, что представляют из себя эти монстры? Кто они? На что похожи? — сыпала вопросами Филлис.
— Не знаю. Все, что сказал по этому поводу Бокер, — „на поверхность всплыло огромное количество студенистой массы и быстро разложилось на солнце“. Предполагают, что их разрывает от перепада давлений при всплытии. Ну и бес с ними.
— По мне довольно и того, что им воздалось. — Я наполнил бокалы. — За освобожденные глубины!
Человек уплыл, а мы пошли в беседку.
Филлис выглядела так, будто только что закрыла дверь „Салона Красоты“.
— Я воскресаю, Майк! — угадала она мои мысли.
— Я тоже, Фил. Хотя впереди нас ждет отнюдь не пикник.
— Ерунда! Зато есть надежда! Без нее — слишком тяжко.
— Это будет очень странный и необычный мир, — размышляя, сказал я. — Всего одна восьмая, Фил! Одна восьмая!
— Во времена Елизаветы нас насчитывалось миллион!
Мы принялись строить планы на будущее.
— Я думаю, нам хватит горючего до Лондона.
— Да, Майк, надо быстрее заканчивать с „Мидж“ и возвращаться в Лондон.
Филлис сидела, подперев голову руками, и смотрела на воду.
Зашло солнце, похолодало.
— Знаешь, о чем я думаю, Майк? Ничто не ново на Земле. Когда-то, давным-давно, наши предки жили на огромной зеленой равнине, покрытой густыми лесами. В лесах водились дикие звери, и люди охотились на них. Но настал день — и случился потоп… Мне кажется, я узнаю это море, Майк… Мы уже были здесь. Ты понимаешь, Майк, мы ведь и в прошлый раз выжили.
Большой простофиля
[пер. с англ. Ю. Кривцова]
— Знаешь, — с удовлетворенным видом воскликнул Стефен, — если запустить эту ленту таким вот образом, мы услышим мои слова, только шиворот-навыворот.
Дайлис отложила книгу, взглянула на мужа. На столе перед ним стояли магнитофон, усилитель и всякие другие мелочи. Путаница проводов соединяла все это между собой, со штепсельной розеткой, с огромным репродуктором в углу и с наушниками на голове Стефена. Куски магнитофонной ленты устилали пол.
— Новое достижение науки, — холодно сказала Дайлис. — По-моему, ты собирался всего-навсего подправить запись вчерашней вечеринки и послать Майре. Она ей очень нужна, я уверена, только без этих фокусов.
— Да, но эта мысль пришла мне в голову только что!..
— Боже, посмотри, что ты тут натворил! Словно здесь устраивали бал телеграфной аппаратуры. Что хоть это такое?
Стефен поглядел на обрывки и кольца магнитофонной ленты.
— О, здесь записано, как все вокруг принимаются говорить разом, есть куски нудного рассказа, который Чарльз вечно всем навязывает… Есть нескромности… и всякая всячина…
— Судя по записи, нескромностей на этой вечеринке было гораздо больше, чем нам тогда казалось, — сказала она. — Прибери-ка ты тут, пока я приготовлю чай.
— Но почему бы тебе не прослушать пленку? — воскликнул Стефен.
Дайлис остановилась в дверях.
— Ну, скажи на милость, с какой стати я должна слушать твой голос да еще шиворот-навыворот? — спросила она и вышла.
Оставшись один, Стефен не стал наводить порядок. Вместо этого он нажал пусковую кнопку и стал с интересом слушать забавную белиберду — запись его собственного голоса, запущенного задом наперед. Потом он выключил магнитофон, снял наушники и переключил звук на репродуктор. Он заметил, что, хотя в интонациях голоса сохранялось что-то европейское, разобрать это в каскаде бессмысленных звуков было нелегко. Ради опыта Стефен вдвое сократил скорость и увеличил громкость. Голос, теперь на октаву ниже, принялся выводить глубокие, раздумчивые, невероятные звукосочетания. Стефен одобрительно кивнул и откинул голову назад, вслушиваясь в сочное рокотание.
Вдруг раздался шипящий звук, как будто паровоз выпустил струю сжатого пара, и налетела волна теплого воздуха, пахнувшего горячим шлаком.
От неожиданности Стефен подпрыгнул и чуть не перевернул стул. Опомнившись, он схватился за магнитофон, поспешно нажимая кнопки, щелкая переключателями. Сразу замолк репродуктор. Стефен с беспокойством обследовал аппаратуру в поисках повреждения, но все было в порядке. Он вздохнул с облегчением, и именно в этот момент каким-то непонятным образом почувствовал, что он уже не один в комнате. Стефен резко повернулся. Челюсть его отвалилась почти на дюйм, и он сел, рассматривая человека, стоявшего в двух шагах от него.
