Вскоре борлиенцы заметили среди дикарей Черепа. Сделать это было нетрудно, поскольку его кожаные доспехи и меховая шапка были выкрашены в безумный оранжевый цвет. Под ветвистыми оленьими рогами скалилось сухое лицо с острой бородкой. Страшная рана, полученная Черепом в давнишней схватке с молодым ЯндолАнганолом, обезобразила его навсегда: сталь срезала часть мяса со щеки и челюсти. Сквозь дыру до сих пор проглядывали кости и зубы.
Череп выглядел не менее устрашающе, чем его разношерстное воинство. Под Дарвлишем рыл копытом землю могучий бийелк.
Подняв дротик над головой, Череп проорал со своей стороны расселины:
— Стервятники восславят мое имя!
Ответом ему был нестройный хор одобрительных голосов; между каменными стенами утесов заметалось громкое эхо.
ЯндолАнганол поднялся в стременах.
— Ну что, Череп, так и будешь стоять там, пока твое лицо не обгниет окончательно?
Он специально произнес эти слова на смешанно-олонецком, чтобы все дриаты их поняли.
С обеих сторон раздались крики: с одной — насмешливые, с другой — негодующие. Дарвлиш ударил пятками своего бийелка и подъехал к самому краю расселины.
— Ты слышишь меня, Яндол-слабачок? — прокричал он в ответ. — Или твои уши, как всегда, забиты шерстью? Ты, ублюдок дряхлого дурачка, хватит ли у тебя храбрости перебраться сюда и сразиться с настоящими мужчинами? Что это — я слышу какой-то стук? Ах да, это же стучат твои зубы. Уползай прочь, ты, падаль, и забирай с собой своих деревянных солдатиков!
Дождавшись, пока стихнет эхо, ЯндолАнганол в свою очередь проорал:
— Это не твоя подруга там блеет, Дарвлиш — козий вожак? Кого ты называешь настоящими мужчинами — этих колченогих обезьян, что трусливо жмутся рядом с тобой? Правда, кто еще согласится связаться с таким мерзким уродом, как ты? Кто еще сможет вынести вонь твоей гнилой рожи, кроме этих дикарей, чьи бабушки спали с фагорами?
Оранжевая шапка чуть дрогнула.
— И это ты говоришь о фагорах, ты, пещерная тварь, у которой в любовниках малолетний двурогий? Конечно, кому, как не тебе, знать толк в фагорах, ведь ты с ними днюешь и ночуешь, а может, и ешь их. Давай, гони свое зверье в расселину и бейся честно, ты, тараканий король!
Со стороны дриатов донеслись раскаты дикого хохота.
— Стряхни со шкуры пауков и мусор и попробуй сам напасть на нас, ты, трусливый криволицый прислужник дриатов!
Пока продолжался этот обмен любезностями, КолобЭктофер снарядил небольшой отряд с приказанием зайти врагу в тыл.
— Могильный камень на грудь лучшему другу двурогих!
— Вычистим грязь из Косгатта!
Борлиенцы медленно двинулись вперед, подбадривая себя воинственными криками и размахивая оружием. Дриаты на другой стороне поползли им навстречу.
— Как будем брать форт на вершине горы, ваше величество? — спросил КолобЭктофер.
— Я склоняюсь к тому, что вы, маршал, скорее всего были правы. Этот форт, похоже, просто попытка нас провести. Забудем о нем. Вы, маршал, возглавите ударный отряд хоксницы, за вами пойдет пехота и Первый Фагорский. Я возьму Второй Фагорский и отведу его за гору, чтобы дриаты потеряли нас из виду. Вы нападете на них первыми, а мы, подкравшись незаметно, атакуем их с фланга, сомнем его и обойдем врага с тыла. Зажмем Черепа в клещи и сбросим в расселину.
— Я исполню ваш приказ в точности, государь.
— Да пребудет с вами Акханаба, маршал.
Пришпорив хоксни, король поскакал туда, где стоял Второй Фагорский.
Нечелы не боялись смерти, но им нужна была уверенность, что они гибнут не напрасно. Ничто в этом походе им ее пока не давало, и поэтому их настроение было далеко от боевого; перед тем как начать задуманный маневр, королю пришлось обратиться к ним с короткой речью.
Он произнес ее на родном языке фагоров — хурдху. Эта горловая, невероятно сложная, изобилующая согласными речь в корне отличалась от смешанно-олонецкого, принятого для общения между различными народностями Геспагората, и ни в коем случае не была его разновидностью, а представляла собой мостик, переброшенный между людьми и нелюдями. Говорили, что он, как и многие нововведения, пришел из далекого Сиборнела.
В родном языке фагоров было только одно время, настоящее продолженное. Ясно, что говорящие на таком языке просто не могли обладать абстрактным мышлением; даже элементарный счет, основанный на тройке, давался фагорам с большим трудом. Нечелы, которым удалось постичь математику, посвящали себя нескончаемым подсчетам ушедших лет и хвастливо утверждали, что ими изобретен особый способ безвременного выражения. Безвременное выражение являлось еще одной формой языка фагоров, эзотерической, оперирующей с концепциями вечности.
Естественная смерть была понятием, неизвестным фагорам. Уход из жизни они обозначали словом «умвелт», и смысл его был неподвластен разуму человека. Как правило, большинство фагоров более или менее были способны выражать свои мысли на безвременном, хотя мало кто из них владел священной речью так же свободно, как простым, бытовым хурдху. Фагоры ценили свой язык еще и за то, что в нем неологизмы были почти так же невозможны, как и абстрактные понятия. Так, на хурдху «человек» буквально означало «сын Фреира»; «цивилизация» — ни больше ни меньше как «много крыш»; «армия» — «копья, движущиеся по приказу», и так далее. Даже королю ЯндолАнганолу, который сносно мог изъясняться на хурдху, потребовалось немало усилий, чтобы донести до фагоров то, что хотел.
Но как только нечелы поняли, что вонючее воинство по ту сторону расселины топчет их исконные пастбища, а с рунтами обращается как со скотом, дело было сделано — все как один стали рваться в бой.
Едва Второй Фагорский пришел в движение, КолобЭктофер скомандовал выступать и основным силам. Борлиенцы устремились в атаку. Пыль заклубилась в воздухе. Две армии встретились на относительно ровной площадке между краем расселины и подножием горы, но ни те, ни другие не спешили преодолевать последние несколько футов, оставшиеся до противника. Борлиенцы и дриаты остановились и принялись осыпать друг друга оскорблениями. Борлиенцы не слишком рвались в бой, а дриаты, не привыкшие к слаженным военным действиям, предпочитая им быстрые набеги и такие же поспешные отступления, теперь не знали, что делать. Вожди орали на них, тыкали копьями в спины, обезумевший Дарвлиш скакал взад и вперед, выкрикивая ругательства, — но все без толку.
Потом в воздух со свистом взмыли дротики, и, наконец, сталь со звоном встретилась со сталью и первый меч вонзился в тело первого воина. На смену ругательствам пришли крики боли. В небе над полем битвы закружились птицы, предвкушая добычу. Отряд ЯндолАнганола появился из-за горы и, как было задумано, устремился на правый фланг дриатов.
