– Хорошенькая встреча, – пробормотал Курбанхаджимамедов. – И какие рекомендации имеются у науки на этот счет, юноша?
– Собственно, никаких, – уклончиво отозвался Гумилев. – Разные путешественники советуют разные вещи.
Лошадь снова фыркнула и отпрянула в сторону. Поэт успел заметить, что чуть правее из кучи песка торчали побелевшие кости грудной клетки и скалился человеческий череп.
– То есть как? – спросил Курбанхаджимамедов, печального остова не заметивший.
– В этом вопросе лучше положиться на опыт бедуинов и местных жителей. Они рекомендуют уйти с пути бури, а если уж попали в нее, то пережидать и не двигаться. Говорят, что некоторые ухитряются выжить под слоем песка... Потом выкапываются...
– Лошади у них тоже выкапываются?
– Я читал только о верблюдах. Кстати, почему мы не взяли верблюдов?
– Я не доверяю животным, с которыми раньше не имел дела, – отвечал поручик. Гумилев не нашелся, что на это сказать.
Они въехали на участок дороги, усеянный крупными камнями. Нур Хасан двигался чуть позади, и Гумилев подумал, что, если бы проводник захотел выстрелить им в спину и обобрать, это весьма удобный момент.
– Жаль, что я не верблюд, – сказал Курбанхаджимамедов. Нур Хасан что-то закричал и подъехал к ним ближе. Посоветовавшись с проводником, поручик сказал:
– Через несколько километров дорога делает петлю! Там есть более прямой путь... Старый... Должен быть... Уже скоро, с версту. А дальше – небольшой оазис, на старой дороге. Там есть вода и маленькая деревня галласов.
– Это не ловушка? – мрачно спросил Гумилев.
– Откуда же мне знать, юноша? Приедем – проверим. На всякий случай держите под рукой оружие.
– Вначале он хотел переждать бурю на месте. И это – за версту от убежища?
– Я так понимаю, наш друг не слишком дружен с галласами. Но полагает, что с нами будет в безопасности.
– Этого еще не хватало… – проворчал поэт. Курбанхаджимамедов оглянулся на тучи и покачал головой:
– Кажется, оно меняет направление…
Уже недалекие черные тучи хищно заворачивались спиралью, обретая сходство с огромным осьминогом. Вся западная часть неба уже затянулась целиком и полностью в траурный цвет.
– Вы уверены, поручик? – спросил Гумилев.
– Абсолютно! Мы ехали по прямой на юго-восток... Изначальное направление бури было строго на север. Она вообще должна была пройти стороной, еще в самом начале... Когда мы начали двигаться, направление ветра изменилось, и буря взяла явно восточное направление... Это необычно, но случается. В любом случае мы должны были бы миновать ее, сместившись к югу. Фронт ее относительно невелик... В худшем случае нас зацепило бы краем. Но сейчас... Она следует за нами!
– Что вы хотите сказать?
– Да, собственно, ничего, юноша. Просто... Мы вроде бы попали в серьезные неприятности.
– Удивительное открытие! – буркнул Гумилев.
Крупные камни сменились более мелкими, покрытыми тонким слоем песка. В неясном свете, который еще струился с дымного неба, прямо посреди дороги появилось корявое дерево, растопырившее сучья самым уродливым образом. Дорога в этом месте делилась надвое, плавно расходясь в стороны.
– Налево, – сказал Курбанхаджимамедов.
Они свернули. Черный осьминог расползся на половину небосклона, заслонив солнце и погрузив мир в сумерки, которые грозили перейти в ночь. Уже можно было разглядеть отдельные вращающиеся струи в общем теле бури. Как длинные, гибкие ноги, они ползли, пульсируя и извиваясь, по песку, всасывая пустыню в себя, поднимая ее вверх к самым небесам, словно стремясь поглотить весь мир.
Гумилев не мог оторвать глаз от этого устрашающего зрелища. Огромная мистическая мощь скрывалась в этой смертоносной силе, с которой играла природа. Сама Пустыня летела за маленьким караваном!
Внезапно раздался тревожный крик. Это был Нур Хасан, который размахивал руками, как ополоумевший.
– Что? Что он говорит? – старался перекричать вой ветра Гумилев.
– Ждать, он говорит, что нужно ждать, – закричал Курбанхаджимамедов. – Согнать лошадей, уложить, накрыть рогожами и ждать под их прикрытием.
Взбесившийся ветер ревел раненым львом. Казалось, что огромное, черное, косматое животное наваливается боком на одинокий, маленький караван. Они спешились, сбиваясь вместе, подгоняя вьючных лошадей. Поручик поспешно разворачивал полотнище, Гумилев поспешил ему на помощь, пока проводник успокаивал испуганных животных.
И тут, в миг, когда песчаная буря уже почти нависла над беззащитными людьми, случилось нечто такое, что заставило их рухнуть на колени. В теле огромного пылевого облака, повинуясь дикой воле ветра, открылся гигантский глаз и обратил на людей пылающий, кроваво-красный зрачок предвечернего солнца. Нижнее «веко» чуть прикрывало «зрачок», отчего казалось, что буря свирепо смотрит именно вниз, на людей, которых она собралась раздавить. Смотрит мстительным оком бога в день Страшного суда. В реве бури чудилось что-то знакомое, человеческое.
Смех?!
Когда наконец злобное око закрылось и тьма пополам со смертью уже совсем намеревалась накрыть людей, ветер вдруг начал слабеть. Постепенно секущие плети песка сменились омерзительной взвесью пыли, висящей в воздухе.
Буря в очередной раз непостижимо резко изменила направление и сместилась к северу. Показалось солнце, багровое, с трудом пробивающееся сквозь пыль. Тишина оглушала.
Гумилев наконец позволил себе упасть на песок. В левом нагрудном кармане в такт с бешено бьющимся сердцем подрагивал маленький скорпион с угрожающе поднятым жалом.
Глава шестая
Негус негести
В Шоа воины хитры, жестоки и грубы,
Курят трубки и пьют опьяняющий тэдж,
Любят слушать одни барабаны да трубы,
Мазать маслом ружье да оттачивать меч.
Харраритов, галла, сомали, данакилей,
Людоедов и карликов в чаще лесов
Своему Менелику они покорили,
Устелили дворец его шкурами львов.
Николай Гумилев
Деревенька галласов оказалась маленькой, но симпатичной, разве что среди круглых домиков с коническими соломенными крышами Гумилев не увидел ни одного деревца. Он хотел было поинтересоваться у поручика, чем же галласы топят печи в холодные ночи (о том, что по ночам температура порой опускалась едва ли не ниже нуля по шкале Цельсия, Гумилев знал), как увидел коровий кизяк, сложенный возле каждого жилища в правильные кучи. Около домов также располагались низенькие, плетенные из хвороста амбарчики, немного приподнятые над землей – как помнил Гумилев из книг, сделано это было для защиты от термитов, обитавших тут в изобилии и пожиравших все, что попадется.