— Да, очень похоже, — сказал Лев. — А что это общество искало в Черных Башнях?
— Вероятно, фигурки, подобные вашему попугаю, — Жером закрыл журнал и отодвинул его на край стола. — Они очень давно интересуют оккультистов и мистиков. А последнее время и куда более серьезных людей.
Он поднялся и снова подошел к окну. Гумилеву показалось, что Жерому хочется отодвинуть край шторы и быстро взглянуть на улицу, но он этого не сделал. «Это у него такая привычка, — подумал Лев. — Постоянно проверять, не следят ли за ним».
— Вы уже наверняка заметили, Лев Николаевич, — сказал Жером, не оборачиваясь, — что в команде «Синица» вы занимаете особое положение. У ваших товарищей есть некоторые необычные способности, у вас — нет. Зато вы единственный, кто видел и держал в руках предмет, который эти способности дает.
— Одну способность, — поправил Гумилев. — Всего лишь знание языков.
— Это неважно. Предметов много, и способности они дают разные. Кстати, вы никаких изменений в своей внешности не замечали, когда пользовались попугаем?
— Вы и об этом знаете? — удивился Лев. — Следователю я об этом не рассказывал…
Жером повернулся к нему.
— Про то, что глаза обладателя предмета меняют цвет, я узнал не от Бархударяна. Как и о том, что у тех, кто владеет предметами не по праву, глаза остаются такими же, как и были — впрочем, и новых способностей не появляется. Вернемся, однако, к вам. Когда ваши глаза приобрели прежний цвет?
— Я не обращал внимания. В тюрьме, знаете, как-то не очень часто приходилось смотреться в зеркало.
— Но другие-то должны были заметить! Неужели никто ничего вам не говорил?
— Нет. Вероятно, все случилось достаточно быстро.
— И способность говорить и понимать иностранные языки вы потеряли мгновенно?
Лев невесело засмеялся.
— Да нет же! Эта способность была у меня только когда я держал попугая в руке. Ну, или когда он висел у меня на шее, на шнурке и соприкасался с кожей. Стоило засунуть его в карман, я переставал что-нибудь понимать.
Жером выглядел очень довольным.
— Постарайтесь вспомнить что-нибудь еще о предмете, Лев Николаевич, — попросил он. — Это крайне важно. А пока будете припоминать, взгляните еще раз на карту. Вот эту, да. Смотрите — полковник Диксон работал где-то в этих краях. Касре — Ширин — Исфахан — Йезд. Это была граница русской сферы влияния. И мы знаем, что у него была при себе карта с зашифрованными топонимами. Давайте поиграем. Наложим ту воображаемую карту на эту, и посмотрим, совпадут ли какие-нибудь детали.
— Боюсь, не получится. Я не так хорошо помню ту карту…
— Но карандаш, который грыз рыжий следователь, помните? Значит, и карту сможете восстановить в памяти. Наш мозг способен еще и не на такие трюки, надо только его правильно стимулировать. Ну так что, попробуем?
— Попробуем, — без особого энтузиазма отозвался Лев. — Я уже говорил товарищу наркому внутренних дел, что на карте, возможно, было изображено Закавказье…
На упоминание Берия товарищ Жером никак не отреагировал — значит, был в курсе всех бесед, которые проводились с Гумилевым.
— То есть вот эта часть карты, — Жером очертил пальцем овал. — Правильно?
— Разные масштабы, — покачал головой Лев. — Та карта была очень подробной, может быть, один к десяти. Мне показалось, что я узнал южное побережье Каспия и часть Большого Кавказского Хребта.
— А озеро Рица на этой карте было изображено?
Гумилев задумался.
— Возможно. Честно говоря, не помню. Восточную часть карты почему-то помню лучше… если, конечно, это вообще был восток.
Он запнулся и уставился на карту Генштаба.
— А если расположение частей света на карте не соответствовало общепринятому? — будто прочитав его мысли, спросил Жером. — Может быть, все эти иксы, игреки и зеты как раз и дают ключ к тому, где на ней восток, запад, север и юг?
— Тогда то, о чем вы просите, бессмысленно, — уверенно сказал Лев. — То, что я принимал за южный берег Каспия, вполне может оказаться восточным берегом Черного моря, и тогда Рица, конечно, будет отображена на карте. Но не имея перед собой самой карты, мы никогда этого не узнаем.
— Есть замечательная английская поговорка — «Никогда не говорите «никогда», — улыбнулся Жером. — Итак, мы выяснили, что вы знаете довольно много, хотя сами и не отдаете себе в этом отчет.
— Много — о чем?
— О предметах. Карта, которую вы нашли, скорее всего, содержала в себе информацию о тайниках, где эти предметы были спрятаны. Во всяком случае, это вряд ли была карта Черных Башен — иначе пришлось бы допустить, что они скучились на сравнительно небольшом куске земной поверхности, а это не так. Понятно, что информация эта необычайно важная и ценная, поэтому карта и была зашифрована. И большая удача, что один из этих предметов все-таки был обнаружен полковником Диксоном и в конечном счете попал к вам в руки, пусть и ненадолго.
— Знаете, — сказал Гумилев, — у меня все время такое впечатление, что вы со мной специально разговариваете загадками. Вроде бы что-то объясняете, а на поверку выходит, что загадок становится еще больше. Может быть, все-таки расскажете, в чем тут дело, зачем нас собрали вместе и почему капитан Шибанов сказал, что я должен остановить войну?
Черные, похожие на маслины, глаза Жерома весело заблестели — этот человек, похоже, умел улыбаться одними глазами.
— Конечно, Лев Николаевич. Пришла пора все объяснить.
Ленинград, июль 1942 года— Если мы задержимся здесь еще на несколько дней, то пожалеем, что отдали этому старому хрычу столько бульонных кубиков, — сказал Хаген.
Рольф хрюкнул. Он скоблил свою щеку опасной бритвой, глядя в тяжелое, вставленное в золоченую раму зеркало. Зеркало уцелело чудом — вся остальная мебель в особняке была зверски раскурочена. Все, что годилось на растопку, унесли, видимо, еще зимой.
Коммандос устроились на ночлег в двухэтажном доме, стоявшем в глубине небольшого сада. Дом выглядел совершенно заброшенным — при бомбежках ему досталось, крыша была проломлена, флигель превращен в руины. Окна были выбиты взрывной волной, но на втором этаже нашлась большая комната, или, скорее, зал, с чудом сохранившимися шторами.
Там и заночевали. У входной двери и на лестнице устроили растяжки, которые звоном должны были предупредить о вторжении непрошенных гостей. Из окон хорошо просматривался весь сад, незамеченным к особняку подобраться было сложно.
Ночь прошла тихо. В городе таких нежилых домов наверняка была не одна сотня, и вряд ли НКВД проверял их все. Да и вообще вряд ли проверял.
